Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

Предстояло разрешить еще одну проблему. Почти четыре года правительство Бисмарка существовало без утвержденного парламентом бюджета. Бисмарк уже убедил короля в необходимости пойти на некоторое примирение с либеральной оппозицией, с тем чтобы преодолеть бюджетный тупик. Более того, он проявил инициативу и еще до одобрения текста соглашения с Австрией попросил ландтаг возобновить заседания. Роль посредника Бисмарк поручил жене. 18 июля он написал Иоганне: «Почему палаты бездействуют? Поговори с Эйленбургом и скажи ему, что парламентскому корпусу следовало бы вмешаться до того, как начнутся серьезные переговоры»2. Он хотел использовать либералов и националистов как весомый политический фактор на переговорах, дающий ему право выступать от имени всей нации. Одновременно Бисмарк дал понять коллегам в правительстве, что его величество, возвратившись в Берлин, сразу же на ландтаге поставит вопрос об урегулировании свары вокруг бюджета. Король согласился – к ужасу «министров конфликта» – запросить индемнитет [61] за неконституционное прошлое.

Но значительные перемены на политических фронтах Пруссии начали происходить еще до возвращения короля в Берлин. 28 июля появилась новая партия, заявившая о своей преданности Бисмарку и нарекшая себя свободно-консервативным союзом. Трейчке написал жене: «Революция у нас теперь пошла сверху»3. Многие либералы признали, что ошибались. Рудольф Иеринг (1818–1892), профессор права в Гёттингене4, назвавший войну «ужасающе бездумной», покорился «гению Бисмарка»5. Либералы и националисты помирились со своим бывшим оппонентом, поскольку, как отметил Кристофер Кларк, Бисмарк нанес поражение неоабсолютистской и католической Австрии, одержав великую победу над силами реакционного католицизма. Политические действия Бисмарка и победа протестантского королевства предопределены свыше, и поэтому они прогрессивны6. Надо не забывать, что в шестидесятые годы в Риме все еще владычествовал папа Пий IX, при котором либерализм осуждался. Бисмарк оказался на стороне врагов Римской католической церкви, заключив альянс с «безбожным» Итальянским королевством, захватившим папские территории во время борьбы за создание единого государства и унаследовавшим завет премьер-министра графа Кавура « una liberta chiesa nello stato libarale » – «свободная церковь в свободном государстве». Не случайно государственный секретарь Ватикана кардинал Антонелли, узнав о поражении австрийцев при Кёниггреце-Садовой, удрученно произнес: « Casca il mondo! » («Мир рушится!»)7

Не всем пришлась по душе новая примиренческая политика Бисмарка. Текст тронной речи стал известен заранее, и 1 августа 1866 года Ганс фон Клейст отправил Бисмарку целый меморандум, протестуя против идеи индемнитета:

...

«Как это можно одной фразой в тронной речи отречься от всех старых прусских институтов и элементов власти и отдать все – финансы, армию, палату господ, монархию, саму Пруссию – временному большинству во второй палате, которое рано или поздно уйдет на дно в водовороте политических событий? Пруссия без силы духа, сделавшего ее великой, – живой труп… как и без независимой монархии»8.

Бисмарк, приехавший в Прагу для завершения переговоров с австрийцами, пренебрег протестом своего давнего друга, написав жене 3 августа:

...

«Поднялся несусветный гам вокруг тронной речи. Липпе нападает на меня, и Ганс Клейст прислал мне гневное письмо. Этой мелкоте нечего делать, она способна видеть вещи не дальше кончика своего носа и любит упражняться в плавании по бурным волнам словоблудия. Я могу справиться с врагами, но что мне делать с друзьями? У них на глазах шоры, и они видят только отдельные фрагменты мира, а не весь мир»9.

Консерваторы «Кройццайтунга» уходили от Бисмарка, своего прежнего кумира, а бывшие противники из числа либералов, наоборот, потянулись к нему. Карл Френцель написал в журнале «Дойчес музеум»:

...

«В прошлом правительство было врагом либерализма, в процессе войны и аннексий оно стало врагом феодализма. Успехи, достигнутые во внутренней политике, основаны на ослаблении и того и другого фактора и формировании государственного фактора, который будет все больше возрастать»10.

Белый зал дворца был переполнен, когда здесь 5 августа 1866 года король выступал с тронной речью. Он произнес и те слова, которые вызывали особые возражения у Клейста:

...

«Многие годы правительство использовало государственные средства, не имея для этого законных оснований… Хотелось бы верить, что последние события способствуют пониманию необходимости в предоставлении моему правительству индемнитета в отношении того, что оно действовало, не опираясь на закон о бюджете, – с тем чтобы мы покончили с прежним конфликтом раз и навсегда»11.

Герман Петерсдорф написал в книге, посвященной жизнедеятельности фон Клейста:

...

«В Белом зале Ганс фон Клейст выбрал такое место, где его непременно должен был видеть Бисмарк. Оба дождались, когда закончится церемония и зал опустеет. Бисмарк подошел к фон Клейсту и бодро спросил: «Скажи мне, старина, откуда у тебя взялся текст тронной речи?» – «Этого я тебе не скажу». – «Я не люблю шуток. Мне придется прислать к тебе государственного обвинителя, если ты откажешься назвать источник». – «Пожалуйста, ты можешь засадить меня в тюрьму, но так ничего и не узнаешь». Они расстались молча. Пока Клейст переодевался дома, заявился фактотум Энгель, присланный министром-президентом, и передал просьбу Бисмарка немедленно прибыть к нему. Там уже были Роберт фон дер Гольц и Фридрих фон Савиньи. Министр-президент уже успокоился, встретил фон Клейста дружески и, пожав руку, сказал: «Все забыто». На государственном совете он предположил: «Думаю, что это сделал Вагенер». Гольцу и Савиньи министр-президент сообщил, что ему удалось согласовать формулировку «индемнитета» с кронпринцем»12.

Несмотря на извинения, дружба Бисмарка и Клейста на этом закончилась.

Положение, в которое Бисмарк сам себя и поставил, было действительно необычное и странное: далеко не либеральный политик нуждался в поддержке либералов для реализации планов строительства нового германского государства. Либералы оставались его союзниками с 1866 года вплоть до конца семидесятых годов, когда он со свойственной ему бесцеремонностью бросил их. В новой политической ситуации, сложившейся с 1866 года, содержался еще один парадокс: несмотря на быстрое формирование «культа» личности Бисмарка, «его» свободно-консервативная партия на самом деле так и не стала для него опорой. В новой бисмарковской Германии доминировали три партии: либералы (разделившиеся на два лагеря – сторонников и противников Бисмарка), консерваторы (все в большей мере противники, нежели сторонники) и католики (противники). Ни на одну из них он не мог полагаться как на свою партию. Получалось так, что самый могущественный государственно-политический деятель девятнадцатого столетия не имел реальной парламентской поддержки и по-прежнему зависел от одной личности – эмоций и настроений престарелого монарха. Германию охватил национализм, но Бисмарк не был националистом. Либералы хотели и национального объединения, и свободы, но Бисмарк не был либералом, и, как теперь это поняли Ганс фон Клейст и Людвиг Герлах, его нельзя было считать и консерватором. Бисмарк менял политические ориентации, подобно тому как изменяется цвет воды в прудах утром, днем и вечером.