Жаклин Кеннеди - Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой

Однажды я пригласила на обед деятелей культуры, в том числе бывшего супруга Монро драматурга Артура Миллера, усадив его рядом с собой. Это была попытка понять, что же ищут мужчины в мисс Монро, чего ждут от таких женщин. Миллер имел время разглядеть мисс Монро и до женитьбы на ней, и за время брака. Я слышала о безобразном разводе, об их ссорах и спорах, но меня интересовали не сплетни, а сама Монро.

То, что услышала, разочаровало совсем. И умный, интеллигентный эстет Артур Миллер искал в Монро только ее сексуальную внешность. Быстро понял, что ничего другого просто нет, и развелся.

Это же искал в ней и Джек.

Однако роман президента с мисс Монро вышел за рамки простой интрижки, и после ее знаменитого поздравления в полуголом и пьяном виде президента с днем рождения, наш брак снова повис на волоске.

Я понимала, что не могу развестись с Джеком. Не потому что первая леди, что это сломает ему карьеру, что держит обещание, данное Джозефу Кеннеди, а потому что по Белому дому бегают двое малышей, для которых их папа светоч, который по-настоящему любит Каролину и Джона-младшего.

Я могла испытывать любые чувства, могла любить Джека, ненавидеть, сходить с ума от его бесконечных романов на стороне, злиться, приходить в отчаянье, но я больше не имела права думать только о себе. Президентство могло закончиться, даже его волокитство за женщинами тоже (я лучше многих других понимала, что если Джек и будет избран президентом на второй срок, то почти наверняка проведет его в инвалидном кресле, настолько серьезными были проблемы со спиной), но его роль отца закончиться не могла.

Я вовсе не желала, чтобы у Каролины и Джона был приходящий папа, как у нас с Ли. Пусть лучше будет плохо мне, чем им. Их Джек любил и никогда на других не променял бы, а они обожали папочку. Поэтому я должна терпеть все, что бы ни происходило, и мисс Монро, и секретарш, и прочие шалости Кеннеди. Терпеть, пока дети не станут взрослыми, чтобы они могли сами сделать свой выбор.

Получилось так, что им делать выбор не пришлось. Зато мне приходится до сих пор с пеной у рта опровергать любые сплетни о многочисленных романах их отца, которые происходили даже у меня на глазах!

Я знаю, что они все знают, а они уважают мое право даже через много лет после гибели Джека делать вид, что не знаю я.

Во время Карибского кризиса наша семья невольно сплотилась, я сделала вид, что забыла о его романе с Монро, которая уже умерла после передозировки, хотя прекрасно понимала, что место Монро заняли другие, даже забеременела в надежде, что третий ребенок укрепит наш брак и Джек наконец заметит, что я не предмет мебели, призванный быть удобным и украшать интерьер, а тоже чего-то стою.

И этого не получилось, третий ребенок не выжил, и, хотя его смерть потрясла Джека настолько, что, казалось, он изменился, все быстро вернулось в прежнее русло.

Быть первой леди вовсе не так легко. Если семьи нет, переезд в Белый дом ее не создаст, напротив, может разрушить и то, что было. Президентская чета, которая на виду круглые сутки все дни недели и года, должна быть исключительно крепкой, чтобы сохраниться в условиях Белого дома.

Даже сделав его уютным и приемлемым для жизни, я не сделала его семейным гнездышком. В Белом доме были я и дети, Джек и дети и Джек и… но никогда не было Джека и Джеки, как бы ни старались газеты изображать нас парой.

Обиды копились, даже любя Джека, я уже не могла без конца закрывать глаза на его холодность, неверность, на мелкие, но такие колкие оскорбления. Одной моей любви оказалось мало, чтобы сохранить настоящую семью, и после смерти новорожденного Патрика я просто не понимала, что мне делать.

Судьба разрешила все без меня, Джек погиб, а мне осталось сожалеть о том, что недостаточно любила, была недостаточно хороша, умна, терпима… Тот, кто остается, всегда виноват больше.

Для начала: я не была хозяйкой Белого дома даже тогда, когда его перестраивала, вернее, ремонтировала, когда украшала и водила по нему экскурсию, когда потом жила.

Никогда не была, ни всего Белого дома, ни Западного крыла, ни Восточного, ни даже собственной спальни, потому что хозяйке не пристало предварительно предупреждать охрану, куда направляешься, довольно громко разговаривать, смеяться, когда этого вовсе не хочется, вздрагивать от каждого телефонного звонка по внутренней линии и то и дело покидать дом, чтобы…

Об этом впереди.

Виновато не ФБР, не Гувер с его прослушкой (я знала, что президент разрешил установить прослушивание даже в моей спальне, но мне нечего скрывать, а потому молчала), а опасность столкнуться с какой-нибудь очередной пассией президента, не успевшей вовремя удрать с моих глаз, причем часто не вполне одетой.

Когда появляется такая угроза, поневоле поспешишь удалиться, не устраивать же скандалы, это унизительно.

Став первой леди, я вынужденно стала образцом для многих американок.

До того первые леди были откровенно пожилыми, годились в матери нации, имена Элеоноры Рузвельт, Мэйми Эйзенхауэр произносили и воспринимали именно так. Пожилые, мудрые дамы были наставницами американцев. Как и их пожилые супруги.

Но теперь в Белый дом пришел молодой президент, и я, первая леди, тоже была молода. Никакой мудрой наставницей многих поколений в силу своего возраста стать не могла. Но и становиться бледной тенью на полшага позади своего мужа не собиралась.

Оставалось стать наставницей в другом. Я должна была стать такой, чтобы миллионы американок могли брать с меня пример как с жены, матери, просто женщины. Следовало во всем продемонстрировать безукоризненный стиль.

Я прекрасно понимала, что внимание ко мне будет повышенное. Слишком молод и заметен Джек, Америка чувствовала, что у нее необычный президент, по сравнению с предыдущими президентскими семьями мы с Джеком слишком молодая пара, слишком многие в Америке не любили Кеннеди, но от энергичного обаятельного Джека ждали очень многого. Такой президент просто не имел права быть женатым на неприметной домохозяйке.

Когда Джек только начинал битву за Белый дом, я всем сердцем стремилась туда вместе с ним, но за время выборной кампании осознала тяжесть груза, который на себя взвалила – быть достойной не просто Джека Кеннеди, а президента самой сильной страны мира, первой леди этой страны. Неимоверный груз, все время на виду, и ошибиться нельзя.

Требовалось стать иконой стиля, по крайней мере на четыре года.

Стиль это не только одежда и обувь, которые мы носим, не только очки, сумки или шляпки, это сама жизнь. Если женщина дома привыкла ходить в затрепанной одежде и в бигуди, она ни за что не сможет выглядеть как звезда Голливуда вне семейных стен. Стиль – это то, что с нами всегда и всюду.