Алма Бонд - Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки

На мой взгляд, в воскресенье я всегда чувствовала себя более одинокой, чем в другие дни недели. Все мужчины, которых я знаю, проводят этот день со своими женами и семьями, а все магазины в Лос-Анджелесе закрыты. Нельзя бродить по ним, разглядывая красивую одежду и делая вид, что собираешься что-нибудь купить.

Некоторые воскресенья я провожу на железнодорожном вокзале Юнион-Стейшн. Многое можно узнать, наблюдая там за прохожими. Вы поймете, что красота это еще не все, что привлекательные жены обожают обыкновенных мужчин, что интересные мужчины любят невзрачных жен и что лица людей, одетых в потрепанную одежду, с потертыми тюками в руках, окруженных тремя или четырьмя детьми, светлеют, как елки, украшенные гирляндами, когда они встречают друг друга. Я наблюдаю за самыми простыми мужчинами и женщинами, толстыми и старыми, целующими друг друга так нежно, как если бы они были любовниками в кино. Большинство людей завидуют мне — моей славе и известности. Они и не догадываются, что я завидую им так же, как они мне.

Однажды я сделала запись в моем дневнике: «Помогите, помогите / Помогите / Я чувствую, что жизнь становится ближе / когда все, чего я хочу / умереть». Я точно помню, как я чувствовала себя в тот момент, когда писала это. Сейчас я ощущаю себя так же. Как если бы меня бросили на крошечном необитаемом острове, не больше, чем ваша кухня. У меня нет сомнений, что прилив нарастает, океан скоро затопит этот маленький островок, и я утону.

Ну, дорогая психоаналитик, я прошу прощения за то, что обременяю вас своими горестными рассказами, но вы знаете, что мое настроение часто быстро меняется, и, возможно, завтра я буду чувствовать себя лучше. Может, я даже соскочу с кровати завтра утром и шокирую актеров и съемочную группу, придя на работу вовремя.

Спасибо, что читаете мои письма. Вы не поверите, но знаете что? Я чувствую некоторое облегчение, точно зная, что вы это делаете.

Люблю,

Мэрилин.

Уважаемая Психоаналитик,

В 11:30 вечера 19 мая 1962 года я возникла в обтягивающем, как вторая кожа, платье и десятисантиметровых шпильках перед двенадцатью тысячами демократов в Мэдисон-Сквер-Гарден и была представлена Питером Лоуфордом как «опоздавшая/покойная» Мэрилин Монро. (Хотя все смеялись, я лично не думаю, что это было так уж забавно. Мне хотелось бы немного больше уважения к королеве экрана.)

У меня перехватило горло, и мне показалось, что я не смогу сделать это! Тогда я сказала себе:

— Клянусь Богом, Мэрилин, ты споешь, даже если это последнее, что ты сделаешь в своей жизни!

И к моему удивлению, я исполнила «С днем рождения» страстно, суперсексуально, как никто никогда не делал этого раньше, так же, как когда я репетировала, только еще сексуальнее.

Зрители кричали и визжали так громко, что я не уверена, слышал ли кто-нибудь слова, которые я так долго разучивала. Больше всего это было похоже на массовое обольщение. Джек сидел в трех с половиной метрах от меня. Я посмотрела ему в лицо, и он сделался пунцовым, но никто, даже президент Соединенных Штатов, не мог ничего поделать со мной. Все, что ему оставалось, это притвориться счастливым от всего происходящего, и он сказал свои знаменитые слова:

— Теперь, после того как мне спели «С днем рождения» таким очаровательным и благотворным образом, я могу уйти из политики.

Я скажу еще кое-что о Джеке Кеннеди: он прекрасно владеет собой. Я впервые была хозяйкой положения, и ему это очень не понравилось. Я осуществила свою месть, и это было поистине великолепно.

Удовольствие, однако, длилось недолго. После концерта меня пригласили на небольшую вечеринку в Верхнем Ист-Сайде, в таунхаус Матильды и Артура Крим, президента голливудской киностудии «Юнайтед артисте». Джек, Бобби и я — все мы были там. Сопровождал меня Изадор Миллер, отец Артура. Я подвела его к президенту и сказала:

— Мистер президент, я хочу представить вам моего бывшего свекра, Изадора Миллера.

Джек ответил:

— Хммммм. — И отвернулся от нас.

Это был самый холодный прием в моей жизни. Могло показаться, что мы были двумя незнакомцами, встретившимися впервые. Мне хотелось крикнуть:

— Что с тобой, Джек? Ты забыл те прекрасные мгновения, которые мы делили с тобой в постели?

Я окликнула его:

— Одно мгновение, мистер президент. У меня небольшой подарок для вас. — И вручила ему пакет. «Маленький подарок»? Это были часы «Ролекс» «Президент», из восемнадцатикаратового золота с выгравированными на задней крышке словами: «Джеку, с любовью, как всегда, от Мэрилин, 19 мая 1962». Они стоили мне пять тысяч долларов: больше, чем моя зарплата за месяц. Я купила для него эти часы еще до того, как он меня бросил, но решила все равно подарить их ему.

Мне кажется, что у меня все еще теплилась призрачная тень надежды, что такой красивый и дорогой подарок поможет мне вернуть его. Он передал их своему сопровождающему, пробормотав что-то вроде:

— Сделай с этим что-нибудь.

Пять тысяч баксов, а я не получила даже благодарности! Какой грубый человек наш президент!

Более важным, чем часы, было стихотворение, которое я написала ему и вложила внутрь коробки. В нем говорилось:

Это было мое отчаянное послание Джеку, в котором я признаюсь ему, что без его любви не хочу жить. И это правда. Но Джеку, казалось, не было до этого никакого дела. На самом деле любопытно, прочитал ли он его вообще.

Я высадила Изадора Миллера около его дома и вернулась в свою квартиру, где меня ждал мой массажист Ральф Робертс, чтобы сделать расслабляющий массаж, который должен был помочь мне заснуть. Но и это не помогло. Я была слишком расстроена, и даже его золотые руки не совершили чуда.

В моей голове звучали строки из Макбета «Макбет сон прогнал. Он больше не заснет». Только у меня они изменились: «Джон сон прогнал. И Мэрилин не может больше спать». После того как Ральф ушел, я рыдала до рассвета, а потом проспала час или два, то и дело просыпаясь, прежде чем моя горничная Лена вошла с вареным яйцом и тостом.

Мой отец отверг меня до моего рождения. Нам с вами хорошо известно, что разрыв с Джеком — лишь чудовищное повторение моей первой, самой ужасной потери. Истина заключается в том, что я не вижу смысла в существовании без Джека так же, как раньше не хотела жить без своего отца. Так что, возможно, мне лучше исчезнуть. Это единственный способ, который я знаю, чтобы сделать счастливыми и Джека, и моего отца.