Виталий Вульф - Величайшие звезды Голливуда Мэрилин Монро и Одри Хепберн

В конце февраля 1956 года она вернулась в Голливуд, чтобы приступить к съемкам «Автобусной остановки». Режиссера фильма Джошуа Логана выбрала сама Мэрилин — с подачи Страсберга, который дружил с Логаном и ценил его за то, что тот когда-то целый год стажировался при Московском Художественном театре. Но как кинорежиссер он был откровенно слаб — до того момента он снял всего один фильм, который заметили больше из-за операторской работы и технических новшеств, чем благодаря выдающейся режиссуре. Мэрилин одобрила сценарий и пыталась — сама или с помощью Страсбергов — контролировать весь процесс, надеясь, что в итоге все увидят «новую Мэрилин», обретшую после уроков в Actors Studio то актерское мастерство, в котором ей так долго и упорно отказывали. Логан был совершенно очарован ею: «Она гениальнее любой другой актрисы, которую я когда-либо знал. Артистка на пределе артистичности. Я и не подозревал, что она обладала таким ослепительным талантом. С ней режиссура оправдывала себя. Когда она произносила текст, с ее лицом, кожей, волосами и телом творились такие потрясающие вещи, что она — не побоюсь показаться банальным — вдохновляла. Я загорался, и все мои мысли занимала только ее игра». А через год он писал Оливье, который начинал работу над «Принцем и хористкой»: «Пожалуйста, не говори ей, что нужно делать. Она куда больше разбирается в актерской игре в кино, чем кто бы то ни было».

Однако чуда не произошло: ее героиня снова была легкомысленной блондинкой, предметом мужских желаний, и лишь самые благожелательные критики смогли найти в ней какие-то отличия от прежних ролей Монро, разве что фильм был не комедией, а драмой. Сама она с горечью отметила: «Костюм на мне новый, но девушка та же самая».

В очередной попытке перестать быть «той же самой девушкой» 13 марта она официально сменила имя с Норма Джин Мортенсен на Мэрилин Монро. «Отныне, — заявила она журналистам, — я наконец действительно чувствую себя ею!» Возможно, вместе с прежним именем она отбросила некоторую часть себя. В те дни с ней постоянно пыталась связаться Наташа Ляйтес, находившаяся под угрозой увольнения со студии Fox и к тому же страдавшая от рака. Однако Страсберги настояли, чтобы Монро с ней не встречалась. Оскорбленная Наташа немедленно дала несколько гневных интервью, и на этом ее общение с Мэрилин Монро было прекращено навсегда. Почему Мэрилин не встретилась с женщиной, которая так много ей дала, в тот момент, когда та так нуждалась в помощи, — загадка, ответа на которую не знает никто.

Пока Мэрилин снималась в «Автобусной остановке», Миллер был вынужден жить в Неваде — через полтора месяца постоянного пребывания в этом штате с самой простой процедурой расторжения брака в стране он сможет получить развод. Все ж в то время он тайком пробирался в Лос-Анджелес, чтобы увидеться с Мэрилин. В письмах, которые они ежедневно писали друг другу, они называли себя мистером и миссис Лесли — псевдонимы они взяли из романа Вины Дельмар «О мистере Лесли», посвященного истории любви между женатым мужчиной и певицей из ночного клуба. Наконец 11 июня Артур Миллер получил развод в штате Невада и тут же объявил о своем предстоящем бракосочетании с Мэрилин Монро. Мэрилин приехала в Коннектикут, где в городке Роксбери жила семья Миллеров, и готовилась к свадьбе в обществе его матери, обучавшей будущую невестку премудростям еврейской кухни и особенностям жизненного уклада иудеев — Миллер был из правоверной еврейской семьи, и его родители требовали, чтобы его жена была иудейкой, так что Мэрилин готовилась сменить религию. Журналисты и тут не оставляли пару в покое — 29 июня репортеры преследовали машину Миллера и Мэрилин, но не вписались в поворот и врезались в дерево. Одна из находившихся в машине — глава нью-йоркского отдела журнала Paris-Match журналистка Мара Щербатова — погибла.

Мэрилин была в ужасе. Чтобы как-то сгладить впечатление от случившегося, вечером того же дня было объявлено о гражданской свадьбе Артура Миллера и Мэрилин Монро. Мэрилин была в простой юбке, свитере и кардигане, Артур — в вязаном жилете под твидовым пиджаком. Кольцо от Cartier , которое он заказал для свадьбы, еще не было готово, так что он надел на палец новобрачной кольцо своей матери. Религиозная церемония состоялась первого июля — на Мэрилин было платье из бежевого шифона от Джона Мура и Норманна Норелла. На свадьбе присутствовали Грины, Страсберги, родственники Миллера и Джон Мур, помогавший невесте одеться к венцу.

Пресса недоумевала, то ли завидовать Миллеру, то ли осуждать Мэрилин. Журналисты прозвали их брак «союзом интеллектуальных мозгов и сексапильного тела» и с упоением гадали, как скоро разведутся «две великие противоположности». Но это был самый долгий брак Мэрилин. Она обрела в нем понимающего, заботливого, любящего супруга, а Миллер видел в ней не только сексуальную красотку, но страдающего, талантливого ребенка, нуждающегося в защите. «Она могла быть серьезной, только когда принадлежала себе, — позже писал он. — Стоило ей попасть в фокус чьего-то внимания, она тут же начинала смеяться — этакая счастливая беззаботная блондинка. На экране ее видели веселой, а в жизни она была очень грустной женщиной. Мэрилин могла быть какой угодно, — но она никогда не была равнодушной. Сами ее мучения свидетельствовали о том, что она жила и боролась. Она была живым укором всем равнодушным».

Некоторые биографы признают, что в тот момент этот брак был необходим Миллеру больше, чем Мэрилин: в то время он находился под пристальным вниманием Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности по обвинению в коммунистической деятельности и антиамериканской пропаганде. В его пьесе «Суровое испытание», посвященной процессу над Салемскими ведьмами, члены комиссии увидели намек на себя. Миллеру угрожали крупные неприятности — вплоть до суда, тюрьмы и отстранения от профессии, — но брак с Мэрилин, как считается, вывел его из-под удара комиссии, не посмевшей трогать супруга самой знаменитой женщины в стране. Если еще весной ему было отказано в заграничном паспорте, то теперь его как «мистера Монро» моментально выпустили из страны — правда, еще не один месяц постоянно вызывали на разбирательства и слушания. Известно, что она содержала его, пока он по разным причинам не мог работать, оплачивала лечение его отца и воспитывала его детей — Мэрилин сохранила с ними нежные отношения и после развода. Она всю жизнь любила детей и только в их обществе, как вспоминали все ее друзья, могла чувствовать себя счастливой — иметь собственных детей было ее самой страстной, но так и не сбывшейся мечтой…

Через две недели после свадьбы молодожены приземлились в Лондоне: они прибыли на съемки «Принца и хористки» — такое название обрела экранизация «Спящего принца», первый и единственный проект Marilyn Monroe Productions . В Англии Монро встретили с невообразимым восторгом: в аэропорт прибыли несколько сот репортеров, а в первую ночь под окнами Монро ее поклонники пели колыбельные. Но съемки фильма проходили тяжело: Мэрилин очень переживала, видя, что Оливье не считает ее за актрису. Хотя формально именно она — как глава компании — руководила съемками, именно ее мнением интересовались в последнюю очередь. Английские актеры, представители «высокой школы», злились на Монро за то внимание, которое ей оказывали журналисты, и срывали свою зависть, доводя ее до истерики придирками и мелкими уколами. В многочисленных интервью — через много лет — они вспоминали, как Мэрилин путала слова, отвлекала на себя внимание съемочной группы или просто мешала всем работать — а ведь это она оплачивала все съемки, это она организовала этот фильм. Даже Оливье, который поначалу гордился возможностью въехать в кассовое кино за спиной Мэрилин, потихоньку возненавидел ее: он даже во всеуслышание назвал Монро «занудной сучкой». Но все же были люди, оценившие шарм и естественность Мэрилин. Сибил Торндайк, одна из крупнейших английских актрис, потом вспоминала: «Оливье ужасно с ней ссорился, и я сказала ему: „Что ты волнуешься? Она знает, как ей играть. Это актриса с врожденной интуицией. Рядом с Мэрилин никто не будет на тебя смотреть. Ее манера игры и темп восхищают. Мы в ней отчаянно нуждаемся. Она — единственная среди нас, кто на самом деле знает, как играть перед камерой!“» А оператор картины Джек Кардиф вспоминал: «Я увидел максимально безупречную, требовательную и всегда „чистую“, открытую навстречу камере актрису, которая всегда работала профессионально».