Наталья Дардыкина - Откровения знаменитостей

Когда Леониду Ароновичу было за 60, его вновь вознесла до небес влюбленность, отнимающая и разум, и ощущение возраста. Он испытал эмоциональное сумасшествие в общении с девочкой, младше его на 45 лет. Возможно ли такое? Наверное, покойный художник Пукирёв, создавший живописный шедевр «Неравный брак», воскликнул на небесах: «Поднимите мне веки. Хочу посмотреть на эту счастливую парочку».

— Где отыскал ты свою последнюю любовь?

— Катя была дочкой наших знакомых. Однажды под Новый год — 30-го числа — мне позвонила моя жена и сказала: «Мы с Таней хотим прислать к тебе Катю». Приехала ко мне эта девочка. А было ей 16. В ней каким-то пронзительным зрением я вдруг увидел молодую женщину, очаровательную и вовсе не наивную.

— И ты пропал?

— Отчаянно и навсегда.

— Твои молнии облучили и Катю?

— Сумасшествие стало общим. Катю доставали упреками близкие и знакомые. Она решительно отвечала: «Считается, что выбирает мужчина. А на самом деле выбирает женщина». До этого я не подозревал, что Катя еще и умна. А мне всегда безумно нравились глупые, потому что в них больше жизни. Я не любил женщин, в глазах которых читается какой-то расчет. Совершенно неожиданно для меня у нас с Катей начался настоящий человеческий роман. Я боялся хоть как-то навредить Кате. Однажды у нас зашел разговор об абортах — сколько талантливых детей погибло, не родившись! И Катя призналась: «От вас я бы никогда аборт делать не стала».

— Тогда еще у вас близости не было?

— Уже была.

— Ты не проигрывал мысленный бросок в прошлое: сорокапятилетний мужик идет мимо коляски с двухмесячной девочкой, и она вдруг закричала: «У-а-а!» — а мама испугалась — этот мужик ее возьмет…

— Никогда такие вещи не проигрываю. Могу признаться, в каких-то случаях голова у меня работает неплохо. Но если дело касается женщин, моя голова напрочь отключается.

— Это называется «потерять рассудок».

— Живу одними эмоциями. У меня есть любимая поговорка: лучше сделать и жалеть, чем жалеть, что не сделал. Я действительно редко жалел о сделанном: ведь делал что хотел. Я понял, что есть любовь, от которой должны родиться дети. Наша с Катей дочка — дитя любви.

— Вы с ней официально оформили свои отношения?

— Нет, мы в загсе не были. Дочка Алена носит мою фамилию. Когда мы пришли регистрировать рождение дочки, вышел скандал. Спросили меня: «Кто отец?» Я назвался, они записали мои данные. «А кто мать?» Я пошутил: «А мать неизвестна». Полный переполох. Но потом посмеялись и записали Катю.

— Леня, не очень удачно ты пошутил. Ну никакой солидности. Когда Катя стала матерью, что-то новое открылось в ней?

— Она одаренный человек. Я закрутил роман с молоденькой простушкой, а она оказалась мудрой матерью. Сейчас Катя — мой ангел-хранитель. В бытовых делах я полная беспомощность. Почти всю жизнь существовал вне быта. Мне ничего не было нужно, кроме литра холодного кофе, черствого черного хлеба и куска сыра. Мог днями писать, если мне это нравилось. Свое гнездо я никогда не выстраивал. До Кати я жил словно в бомжатнике. У меня свисали обои, потолок осыпался — меня это совсем не волновало. Катя сделала замечательный ремонт и в квартире, и на даче в Красновидове. Это трехкомнатная квартира в двадцатиквартирном доме. Мы пристроили еще одну комнату и к тому же углубились вниз, в землю. Подвальное помещение чуть пониже, но мы его всячески облагородили, поставили джакузи и стиральную машину. В этом году жили там всю зиму. Дочка Аленка ходит в местную прекрасную новую школу.

Благодаря Кате живу теперь в приятном, очень уютном гнезде. Раньше я ходил в гости в такие счастливые ухоженные гнезда. В Москве у нас двухкомнатная квартира. Была возможность поменять на трехкомнатную, но я этого не захотел: мне нравится близость — в тесноте и любви. Все на глазах. Люблю наблюдать, как растет и меняется моя дочка. Мы все ловим величайший кайф. Помню, когда-то у моих друзей Аллы и Роберта Рождественских родилась старшая дочка Катя. Через несколько лет я спросил Аллу, какой период в развитии детей самый интересный. Она ответила: «Первые полгода». Мне тогда дети были интересны с 14 лет, я знал, как с ними разговаривать. Младшую дочь я вижу день за днем. Это фантастически любопытно. Ей предоставлена полная свобода выбора. Не хочу влиять на ее решения, пусть выберет по душе.

— Твоя жена Катя как-то реализовала свои природные возможности?

— Она экономист и психолог, поступила в аспирантуру. Иногда пишет журналистские статьи.

— Леонид, давно тебя знаю. Эмоционально ты совершенно не меняешься. У тебя просто молодые руки, изящные пальцы, словно ты часами музицируешь.

— Я не играю на пианино, зато играю в теннис два раза в неделю по два часа. Однажды с Катей мы побывали в Турции. Некие теннисисты спросили, трудно ли ей живется с таким возрастным мужем. Но потом мы с Катей за полтора часа разделались на корте с этими любопытствующими ребятами, они проиграли нам «под ноль» и вопросов больше не задавали.

Самый огромный успех имела книга Жуховицкого «О любви». В Швеции ее перевели и издали тиражом 185 тысяч экземпляров. Даже провели первую в этой стране читательскую конференцию.

— А как это случилось?

— Мой издатель Рольф Янсон вместе с моей переводчицей приехали в Москву. А у меня в большом зале Дома кино проходила читательская конференция. Они пришли и совершенно обалдели. И Янсон предложил мне провести такую же встречу с читателями у них. Меня пригласили в Швецию. В городе Кальмар, в большом концертном зале, состоялась эта встреча. Меня поразила сцена — это была огромная клумба цветов. Три часа длился мой разговор с читателями. На своем плохом английском я хохмил, больше ничего не оставалось делать. Отвечал на вопросы, а зал хохотал.

— А переводчица помогала?

— Она очень хороший переводчик, даже получила премию как лучший переводчик Достоевского. Но синхронно не переводит. А тут с моего плохого английского кто-то переводил на хороший шведский. К тому же тамошняя публика английский знает неплохо.

— Шведские гонорары побогаче российских?

— Еще бы! Роман с Катей возник в наиболее тяжелый для меня период. Все мои хорошие деньги, как и у всех граждан России, мгновенно превратились в пыль. Мои родители, инвалиды первой группы, нуждались в лекарствах, а в начале 90-х здесь их было достать невозможно. Звонил друзьям в ту же Швецию, они присылали мне нужные лекарства или через «господские» поликлиники доставали другие лекарства. И всюду деньги, деньги.

— И где ты их брал?

— Из Швеции их перевезти было тогда нельзя — считалось преступлением. Мне приходилось зарабатывать опасным путем: по ночам на своем старом «жигуленке» я «бомбил» — возил воров, проституток, богатых пьянчуг из ресторанов. По ночам больше платили.