Наталья Дардыкина - Откровения знаменитостей

— И это нежное существо день за днем будет вписываться в тот образ современной женщины нового века, который ты нарисовал в своей книге. Кем бы ты хотел ее видеть?

— Мне кажется, человек похож на скульптуру Микеланджело — из которой отсечено все лишнее. И тогда появилось идеальное.

— Но кто же в ней, подрастающей девчонке, будет убирать все лишнее?

— Самостоятельный умный человечек, она уберет все сама. У каждого есть свое назначение. Высшие силы присутствуют в этом выборе безусловно.

— Вы крестили Майю?

— Крестили, когда ей было 11 месяцев. Во время обряда она смотрела на всех с улыбкой.

— Когда выбирали имя, думали о Майе Плисецкой?

— У Жени бабушка — Майя. Мы думали и о греческой богине Майе, думали о Майе как великой иллюзии в мифах американских индейцев. Жена рожала ее в Париже — для младенца взята высокая планка… Мы полтора месяца жили в гостинице «Георг V» — лучшей гостинице в мире. Ее директор Дидье, мой друг, предоставил нам номер люкс.

— Ты популярен и легко сходишься с людьми. Тебе открывают даже королевские апартаменты за одно дружеское расположение.

— Директор гостиницы мсье Дидье был у меня в Москве, в этой же комнате. Увидел беременную мою жену и широким жестом пригласил: «Приезжай в Париж рожать». Мы и прилетели в Париж. Теперь, если Майя в 18 лет захочет получить гражданство во Франции, то у нее проблем не будет.

— Почти парижанка обнаруживает какие-то склонности?

— Очень любит музыку. В Италии мы были все вместе в очень красивом замке у известного издателя, только что выпустившего мою книжку. Шел концерт. Мы не рискнули с ребенком войти в зал, смотрели его на мониторе. И она не отрываясь несколько минут вглядывалась в экран и слушала скрипку. Даже чуть-чуть подалась вперед. Башмет отметил, что она необычная девочка, и полюбил ее. Имя Майя для него родное — так зовут и его мать. В конце февраля мы всей семьей сели в нашу машину «БМВ» и отправились в большое путешествие. С семимесячной девочкой ехали через города и веси: Киев, Львов, Будапешт, Мюнхен, — и наконец добрались до Флоренции, где жили месяц. Назад вернулись через Париж, Варшаву, Минск. Машину вел я сам. Приехали в Москву уже весеннюю.

— Путешествие дало материал для книжки?

— Сдаю в издательство книгу путешествий. Только что вышла книга «Русский Апокалипсис». И начинаю писать настоящий роман с сюжетом и с выдуманными героями.

— Начнутся мистические ситуации, герои поведут себя непредсказуемо. Там и бессонница у автора появится.

— Да и вообще творчество мешает обыденной жизни. То, что замечают люди вокруг, ты не замечаешь, одеяла жизни в этот момент не видишь. Становишься странным. Всеобщее праздничное веселье тебе вдруг покажется тошным, совсем ненужным.

— В деталях помню твою книжку «Бог Х».

— Она — одна из самых моих сокровенных. Эта книга о любви написана с присутствием непридуманной любви.

— Но автор там еще не устал ерничать, озорничать. Ты называешь маркиза де Сада своим другом. Очевидно, всегда чувствовал, что твоя собственная философия наслаждения, хотя и выраженная уличными забубенными словами, все-таки несколько сродни фантазиям сластолюбивого Донасьена.

— Меня привлекает в нем то, что он пронзительно определил слабости и пороки человека. Он видел: если человек творит зло безнаказанно, в нем прорастает садизм. Это мы видим и в характере власти, и в поведении бюрократии. Можно точно сформулировать: когда власть безнаказанна, в ней прорастает садизм. В русской культуре мы считаем, что изначально, в глубине своей человек добр, а зло как бы облипает его со стороны. И если человека поставить в такие условия, что он получает безграничную власть и непресекаемую возможность делать зло, он и начинает его делать. Значит, зло сидит в человеке. И эти порочные уголки человека гораздо мрачнее, чем об этом нам рассказывает русская культура.

— Но великий французский либертен был пожизненно жестоко наказан за свой садомазохизм. «Ладомир» выпустил потрясающую книгу Мориса Левера «Маркиз де Сад» в прекрасном переводе Е.В. Морозовой. Вот поистине Большая книга — прекрасная по языку, парадоксальная по наполнению биографическим материалом. Донасьен Альфонс Франсуа де Сад (маркиз де Сад) предстал впервые на русском языке со всеми его причудами, страстями. В нем бушует ярость наслаждения, несмиренная даже в неволе. Его письма мадемуазель Коле из Итальянского театра полны лирического безумия. Это роскошный театр соблазна. Свои письма Донасьен вставлял в «Разрозненные сочинения». Ты хранишь свой любовный эпистолярий — к подружкам, к жене?

— Обязательно эту книжку отыщу и прочту. А письма я изначально не любил писать. Писал только маме с папой, когда они жили то в Африке, то в Париже.

— В молодости тебе приходилось прибегать к «искренней лжи», к обольстительным признаниям?

— В этом не было необходимости. Женщины ко мне всегда были благосклонны. Если мне женщина интересна, то в вихре взаимного любопытства я не встречаю в женщине сопротивления. Чем глупее женщина, тем больше в ней сопротивления.

— Иосиф Бродский, раздаривая знакомым книжку со своими рождественскими стихами, подписывал: «От христианина-заочника». Испытываешь ли ты какие-то особенные чувства к Христу?

— У каждой религии — свои символы. Христос до сих пор остается нашей дверью в Божественный мир. Он связал вечную жизнь с нашей повседневностью, показал человеку его духовный путь.

— Испытываешь ли ты какое-либо внутреннее духовное беспокойство?

— Безусловно. Наверное, я весь состою из этого духовного беспокойства. Мне кажется, что и страна порой идет не туда, и жизнь всячески запутывается, и мне хочется понять причину почти неуправляемого общего кавардака. А если ты сам утратишь это беспокойство, то или останешься абсолютно равнодушным, или циником.

— К какой философии обращаешься, когда хочется разобраться в самом себе?

— К философии своих книг. Ведь когда пишешь, то не понимаешь, какая сила выводит тебя за рамки твоего «я». Ты смотришь на себя со стороны, винишь во всех слабостях и постепенно обретаешь силу. Я научился одному — терпению. Не пишу до тех пор, пока ко мне не приходит то, что принято называть вдохновением.

— Какая у вас с женой разница в возрасте?

— Тридцать четыре года.

— Как справляешься материально?

— Я бы не справился, не будь у Майи няни, а у семьи — домработницы. Женя работает на телевидении фотографом. Там приличные деньги. Я работаю на радио. По каналу «Культура» веду «Апокриф». Передаче уже пятый год. Эта программа о наших духовных ценностях, которые были разрушены.