Людмила Бояджиева - Андрей Тарковский. Жизнь на кресте

— Из-за меня? — догадался Андрей.

— Ты, гений наш, построил кадр так, что Лазо тащат за ноги, и он долго и подробно, причем — заметьте! — под фонограмму из опер Вагнера, пересчитывает разбитой физиономией все кочки в черных лужах!

— И что? По-моему, прекрасная увертюра к страшной гибели в топке.

— Цензор решил иначе. «Почему это нашего героя надо так долго тащить за ноги, причем лицом по грязи? Разве это похоже на трагическую кульминацию революционного фильма? Издевательство и непрофессионализм!» — отчитывал он меня. Кроме того, на худсовете решили, что «белогвардейца Тарковский сыграл столь естественно, что этим выявил свою белогвардейскую сущность».

— Бред какой-то! Никогда не сочувствовал белогвардейцам. Не кручинься, Александр, твой фильм пойдет. А мне, видимо, предстоит долго еще пугать цензоров «вражьей сущностью». Интересно, что у меня с лицом? — он заглянул в висевшее на стене зеркало. — Вполне советская внешность.

— Особенно в твоих фарцовых шмотках или белогвардейской форме, — заметила Марина с упреком.

— Не судите по одежке. Хорошо, я недостаточно шукшинообразен. Зато у меня богатое внутреннее содержание. Правда, у Васьки тоже, — он неожиданно вспыхнул. — И вообще, они что там, совсем обалдели?

Александр улыбнулся, а Марина, всегда серьезная, с опаской посмотрела на брата. Она-то знала, как легко вспыхивает злостью это красивое лицо, как удивительно умеет Андрей восстанавливать против себя людей. Уже во ВГИКе ходила молва: «талантлив, но ершист и дерзок». А впереди большой путь.

На «Мосфильме» молодой режиссер Эдуард Абалов ставил фильм «Иван» по одноименному роману В. Богомолова. Сценарий складывался трудно. Сам Богомолов и помогающий ему опытный соавтор М. Папава — известный сценарист и журналист тех лет (ему принадлежат сценарии к фильмам «Академик Иван Павлов», «Великий воин Албании Скандербег» и др.) никак не могли найти единый подход. Хотя особых изысканий фильм не предполагал. Вполне банальная, много раз уже в разных вариантах воплощенная история о маленьком «сыне полка». Лейтенант Гальцев находит и приводит в батальон затерявшегося в хаосе войны сироту Ивана. Мальчик становится бесстрашным разведчиком и погибает при выполнении задания. Уже после войны Гальцев встречает в поезде военного с милой беременной женой. Молодой офицер, показавшийся Гальцеву знакомым, оказался Иваном, чудом избежавшим смерти.

Оптимистический финал отвечал стилистике того времени — жизнь молодого героя, взятого под защиту бойцами Советской армии, никак не могла быть загублена фашистами.

«Да будет благословен мир!» — произносит Гальцев в финале фильма.

В ноябре 1960-го члены худсовета объединения «Мосфильм», просмотрев фильм, впали в уныние.

— В мальчугане должна жить неудержимая ненависть к войне. Кроме его хитрости, обаяния, мы должны все время видеть всепоглощающее желание отомстить. И не может он быть намазан гримчиком! Он же вышел из грязи. Да и остальные — все такие чистенькие, выбритые, выкрашенные, с мясистыми губами, — возмущался Борис Барнет.

Об отсутствии сурового трагизма упоминали и другие члены совета: «Это не война, а парк», «не ракеты, а шутихи!» Особенно не понравился всем главный герой — «комнатный мальчик, пухлый, сытый».

Картина была приостановлена. Истраченные Абаловым деньги решили списать. Посоветовались с Роммом, кому бы поручить завершение того, что уже начато. Ромм порекомендовал Тарковского.

Через пару дней, прочитав повесть, Тарковский пришел к Михаилу Ильичу. Тот сразу заметил в обычно хмуром лице Андрея азартное нетерпение.

— Я беру этот фильм! — выпалил он с порога.

— Учти, Андрей, денег теперь выделяют совсем мало. И сроки предельно сжатые. Ты продумал, что в такой ситуации можно переснять?

— Я буду снимать все заново.

— На эти шиши?

— У меня есть новое решение, — Тарковский хитро прищурился, сделал паузу, заметив вопросительно поднявшуюся бровь Ромма, и объявил: — Иван видит сны.

— Сны… Хм-м… И что ж ему снится? — Ромм знал, что ординарного ответа от этого парня не услышит.

— Ему снится та жизнь, которой он лишен, обыкновенное детство. Понимаете, в снах должно быть обыкновенное мирное детство деревенского мальчишки. А в жизни — та страшная нелепость, которая происходит, когда ребенок вынужден воевать.

— Понимаю — ты сыграешь на контрасте. А мальчик?

— Все актеры будут другие.

— Не забывай, у тебя мало времени.

— Но у меня есть главное — художественное решение, оно определяет все. Я уже знаю, как должны выглядеть герои и что я буду снимать.

Тарковский знал и то, с кем будет работать. Образовалась новая съемочная группа — Андрон Кончаловский, Вадим Юсов, композитор Вячеслав Овчинников. И главное — удалось найти удивительного парнишку — Колю Бурляева, которого уже снял в своей ленте «Мальчик и голубь» Кончаловский. Подготовка к фильму начиналась заново.

Однажды летним днем 1961-го на пробы к Тарковскому пришла хорошенькая девушка — Валя Малявина. Она во все глаза смотрела в спину элегантного молодого человека, задумчиво изучавшего крышу противоположного дома за окном.

— Какие тебе сны снятся? — вдруг спросил он, не обернувшись и не поздоровавшись.

— Разные. Я часто летаю во сне.

— И я! — он повернулся к ней, и на хмуром лице вспыхнула заинтересованность.

— А когда ты летаешь, ты землю видишь или как?

— И землю, и много-много неба. А все вокруг страшно красиво! Душе радостно!..

Режиссер удовлетворенно хмыкнул и что-то начертил на лежавшем на столе листке.

Заседание худсовета поставило на обсуждение идею новой съемочной группы. В элегантном светло-сером костюме в мелкую клеточку, с аккуратно завязанным галстуком и подстриженными ежиком волосами Андрей выглядел вполне респектабельным творческим кадром. Подчеркнутой элегантностью, холодноватой, педантичной аккуратностью он защищал свою ранимость, предупреждая возможность насмешек со стороны комиссии. Собравшиеся корифеи режиссуры рассматривали молодого претендента на спасение загубленного материала с любопытством.

— Андрей Арсеньевич, пожалуйста, обоснуйте свое художественное решение, — предложил председатель худсовета.

Откашлявшись, молодой режиссер вздохнул и рубанул с плеча:

— Отснятый Абаловым материал никуда не годится. Мы все будем делать заново.

Знавшие Тарковского замечали, что ораторским даром он явно не наделен, так же как и дипломатичностью, выдержанностью. Говорил трудно, сложно, малоинтересно, часто не заметив, что кому-то «наступил на ногу». Явно не оратор и не дипломат. Языком Тарковского было кино.