Александр Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Правда, и на этот раз Распутину все же пришлось, в конце концов скрепя сердце избавить царя от необходимости своей властью и своим авторитетом оборонять «распутного старца» от врагов, наседающих буквально со всех сторон. Вооружившись посохом пилигрима, в марте 1911 года Григорий отправился в Иерусалим.

Жест получился эффектным. Поклонники рукоплескали: только святая душа могла столь смиренно ответить на все наветы и клеветы! Духовно осиротевший и стыдящийся своей беспомощности перед столыпинским напором Николай в эти дни убеждал Илиодора: «Он наш… отец и спаситель. Мы должны держаться за него… Господь его послал… Мы слушаемся отца Григория…»100

Но вот по завершении хаджа Распутин возвратился в Петербург, и в царском Дневнике появилась, как всегда, краткая, однако редкая по эмоциональности запись от 4 июня 1911 года: «После обеда имели радость видеть Григория по возвращении из Иерусалима и Афона»101.

В конце лета 1911 года, в самый разгар организованной крайне правыми и лично императором интриги, направленной против председателя Совета министров П. А. Столыпина, Распутин был тайно командирован в Нижний Новгород для того, чтобы оценить тамошнего губернатора, тридцатидевятилетнего А. Н. Хвостова, как возможного столыпинского преемника. Григорий предложил А. Н. Хвостову пост министра внутренних дел, но тот, «заподозрив, что его попросту втягивают в какие-то придворные игры»102, от серьезного разговора уклонился. В итоге Григорий сделал вывод о том, что «хотя Бог на нем почиет, но чего-то недостает»103, «хорош», но «слишком молод» и «шустер»: «Пусть еще погодит»104.

Вскоре после этого царица привезла Распутина в Киев на торжества по поводу открытия памятника Александру II, в ходе которых вставший было на пути у «старца» П. А. Столыпин пал от руки террориста.

Из Киева Распутин отправился вслед за Александрой Федоровной в Ливадию, где жил в гостинице «Эдинбург» под фамилией Никонов. Градоначальник Ялты, ярый черносотенец И. А. Думбадзе, узнав об этом, немедленно выслал царского фаворита из города в административном порядке.

Однако в целом после гибели П. А. Столыпина вес и влияние Распутина возросли. По мнению Э. С. Радзинского, это было связано с тем, что «гибель Столыпина, побежденного безвестным мужиком, заставила „серьезных людей“ присмотреться к „победителю“…»105. Такая точка зрения представляется исторически неверной. В сознании русской общественности в 1911 году «победителями» П. А. Столыпина являлись активно сражавшиеся против него и тайно покровительствуемые самим императором крайне правые лидеры — П. Н. Дурново, В. Ф. Трепов и др., а отнюдь не «сибирский мужик» по имени Григорий Распутин, которого, несмотря на всё скрыто-явное недовольство царей, Столыпину все же удалось de facto изъять из придворного оборота.

Возвращение «старцем» утраченных позиций, действительно происшедшее во второй половине 1911 года, и их дальнейшее укрепление были вызваны страхом «серьезных людей» не столько перед царским любимцем как таковым, сколько перед самой идеей принципиального противоборства царским капризам, даже таким потенциально взрывоопасным, как общение царской семьи со «старцем», подозреваемым общественностью в хлыстовстве.

Пришедшие на смену П. А. Столыпину люди — новый глава правительства В. Н. Коковцов и новый руководитель МВД А. А. Макаров, в отличие от их покойного предшественника, не стремились к выработке, провозглашению и реализации собственной политической программы. Их курс, который можно было бы определить как умеренно-конформистский, заключался в том, чтобы, по возможности не нарушая законы и не дразня общественность, действовать в строгом соответствии с конкретными пожеланиями и рекомендациями императорской четы. Это касалось не только распутинской темы, но и других, не менее политически острых и чиновничьи скользких вопросов, таких как отношения с Думой, с прессой, с общественностью и т. д.

В начале ноября 1911 года Григорий, после настойчивых просьб царицы, обеспокоенной состоянием здоровья Алексея, вернулся в Петербург. Одновременно Распутин добился неслыханно дерзкой милости: назначения тобольским епископом своего приятеля, выходца из простого народа, малограмотного, имевшего среди столичной общественности репутацию «непристойного, гнусного»106, — но одновременно находчивого и хитрого, с живой народной речью отца Варнавы (Накропина). По Петербургу циркулировал слух о том, как обер-прокурор Святейшего синода В. К. Саблер в благодарность за то, что Распутин «поставил его в оберы», поклонился «старцу» в ноги. Поговаривали также о том, что В. К. Саблер получил приказание пожаловать Распутину сан иерея.

Эти события вкупе с продолжавшими поступать многочисленными жалобами на двусмысленное поведение Распутина явились каплей, переполнившей чашу терпения его последних соратников — епископа Гермогена и иеромонаха Илиодора. Вероятно, их уже давно тяготила дружба с безграмотным выскочкой — самозваным «старцем», фактически монополизировавшим безграничный ресурс монаршей милости. Распутин открыто возвысился не только над своими прежними духовными покровителями, но и над всей Православной церковью. В ответ на это гордые духом монахи решили проучить зарвавшегося блудодея, раз и навсегда избавив царскую семью, а заодно и всю святую Русь, от его тлетворного влияния.

16 декабря 1911 года Гермоген вызвал ничего не подозревавшего Распутина к себе на Ярославское подворье в Петербурге. Здесь в присутствии Илиодора, И. А. Родионова — писателя, близкого к Союзу русского народа, «академика» (то есть выпускника Санкт-Петербургской духовной академии), кандидата богословия Стефана Твердынского, юродивого Мити Козельского, священников Ледовского и Михаила Сошественского, а также купца Чернышева разыгралась совершенно неприличная история.

Сперва косноязычный, сухорукий и хромой Митя Козельский набросился на Распутина с обвинениями и потащил его к иконе, где, ухватив за половой член, попытался, по некоторым данным, «ножницами отрезать пенис у Распутина»107. Не преуспев, однако, в дерзком оперативном начинании, Митя стал яростно плевать Григорию в лицо.

В этот момент к действию подключились Илиодор и Гермоген, которые принялись страстно осуждать Григория за его богопротивное поведение, говоря, что он губит государя и его семью, позволяя газетам втаптывать в грязь священное имя. При этом Гермоген нанес Распутину несколько мощных ударов наперсным крестом по голове. «Диавол! — кричал он неистово. — Именем Божиим запрещаю тебе прикасаться к женскому полу. Запрещаю тебе входить в царский дом и иметь дело с царицей. Разбойник — ты! Как мать в колыбели вынашивает своего ребенка, так и Святая Церковь своими молитвами, благословениями, подвигами вынянчила великую святыню народную — самодержавие царей. А теперь ты, гад, губишь, разбиваешь наши священные сосуды — носителей самодержавной власти!»108