Александр Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

Таким образом, даже если Маклаков в своих мемуарах перепутал хронологию, — даже в этом случае невозможно признать достоверным утверждение Юсупова о том, что он решил обратиться к думцам с предложением убить Распутина лишь после того, как в ходе многочисленных встреч со «старцем» воочию убедился в его предательской сущности. Ибо в этом случае придется признать, что все общение будущих убийцы и жертвы, включая задушевное пение романсов и продолжительное «лечение», многодневные паузы и многочасовые душеспасительные беседы, смогло уложиться в отрезок времени с 17 по 20 ноября, то есть в два-три дня. Как нетрудно понять, это совершенно немыслимо.

Приходится, таким образом, признать, что весь так называемый информационно-ознакомительный этап подготовки покушения — не более чем красивая легенда, придуманная Юсуповым постфактум с единственной целью: доказать «романтическую добросовестность» своих уголовных намерений. В действительности Юсупов с самого начала знал не только то, что Распутин будет непременно убит, но даже то, когда и где именно это случится.

20 ноября Феликс написал своей жене Ирине, находившейся в Крыму: «Я ужасно занят разработкой плана об уничтожении Р[аспутина]. Это теперь просто необходимо, а то все будет кончено. Для этого я часто вижусь с М. Гол[овиной] и с ним [Распутиным]. Они меня очень полюбили и во всем со мной откровенны… Ты должна тоже в том участвовать. Дм. Павл. обо всем знает и помогает. Все это произойдет в середине декабря»255. В записи В. М. Пуришкевича от 21 ноября содержится прямое указание на то, что к этому моменту у Феликса уже имелся готовый план покушения, согласно которому убийство Распутина должно было произойти именно в юсуповском дворце, притом в самом непродолжительном будущем. «Если вы свободны сегодня, — обратился князь к думскому депутату, завершая беседу с ним, — приезжайте ко мне… а я вам сообщу мой план , исполнимость коего будет находиться в прямой зависимости от степени душевного спокойствия Григория Ефимовича и желания его посетить мой дом вечером в один из ближайших дней »256 (курсив наш. — А. К., Д. К. ).

Итак, сообщение Юсупова о том, что окончательный план покушения он выработал совместно с Дмитрием Павловичем, С. М. Сухотиным и В. М. Пуришкевичем лишь на следующий день после первой встречи с В. М. Пуришкевичем, то есть 22 ноября, — очередная хронологическая подтасовка.

Здесь Юсупов допускает еще одну неточность, судя по всему явившуюся неизбежным следствием учиненной им общей путаницы со временем. Он пишет о том, что после определения дня убийства ему «выпадала крайне тяжелая обязанность в течение еще двух недель поддерживать дружеские отношения с Распутиным», хотя в действительности до середины декабря, на которую было намечено покушение, как нетрудно подсчитать, оставалось еще более трех недель. Эта ошибка лишний раз свидетельствует об искаженности всей юсуповской хронологии.

Сказанное не оставляет сомнений в том, что мемуары Феликса Юсупова — тщательно, хотя и не особо грациозно сконструированная полуправда, которую правильнее даже назвать ложью, изготовленной из отдельных кусочков правды.

Что касается «Дневника» В. М. Пуришкевича, то этот источник также не позволяет воссоздать достоверную картину случившегося, поскольку, во-первых, повествует лишь о заключительной фазе заговора, а во-вторых, также не свободен от фактологической тенденциозности, в частности связанной с навязчивым стремлением автора доказать непричастность Дмитрия Павловича к стрельбе.

Требующими исключительно осторожного к себе отношения следует признать и «Записки» Николая Михайловича. Судя по многим признакам, так же как и в случае с «Дневником» В. М. Пуришкевича, одной из главных целей составления этого документа явилось создание (с явным расчетом на последующее обнародование) такой версии, которая представила бы центральной фигурой всего действа князя Феликса, максимально затушевав при этом «великокняжеский фактор», включая фактор самого Николая Михайловича.

Тщательный анализ всей совокупности известных на сегодня фактов и свидетельств позволяет предположить, что история гибели Григория Распутина в действительности была куда более долгой, сложной и многофигурной, чем она предстает в рассказах непосредственных убийц.

Разговоры о необходимости любой ценой удалить «старца» от императорского двора, судя по всему, активизировались в великокняжеской среде в начале 1915 года. Наиболее агрессивно по отношению к Распутину и к «немецкой партии», негласной покровительницей которой считалась Александра Федоровна, были настроены вдовствующая императрица Мария Федоровна, великая княгиня Елизавета Федоровна, великие князья Николай Николаевич, Николай и Александр Михайловичи, а также некоторые другие царские родственники.

Весенне-летний политический кризис 1915 года, закончившийся поражением антираспутинских сил, изгнанием из правительства министров, неугодных «старцу», и заменой их «твердыми распутинцами», как можно предположить, сам собой поставил перед великосветской фрондой вопрос о физическом уничтожении зловещего предводителя «темных сил». Однако в условиях отсутствия в дореволюционной России развитого рынка наемных убийц перед высочайшими белоручками, замыслившими преступное дело, возникли серьезные трудности.

Э. С. Радзинский сообщает о найденном в архиве Феликса Юсупова документе, в котором рассказывается о попытке заказать убийство Распутина певице А. А. Беллинг, согласно филерским донесениям в феврале 1916 года несколько раз посещавшей квартиру «старца». Как сообщает сама Беллинг, ее по телефону попросил о встрече «низкий, красивый, немного суховатый голос», а на следующий день в отдельный кабинет ресторана «Донон», где должна была произойти встреча, вошла «статная высокая фигура»: «И хотя он не снял пальто и лицо его было скрыто под маской, мне показалось, что я не первый раз его вижу». Незнакомец предложил певице «выбрать способ убрать Распутина»: «Мы не будем говорить вам, что беремся оградить вас от возмездия „сверху“… Даже вернее всего, что вас уничтожат. Но, зная, что цель вашей жизни — дочь, мы гарантируем ей царское обеспечение на всю жизнь».

Последний пассаж, в котором речь идет о возможном «возмездии „сверху“, позволяет предположить, что в период, когда имел место данный разговор — если он, разумеется, вообще имел место, — убийство Распутина рассматривалось заинтересованными силами как возможный паллиатив более хлопотным и рискованным предприятиям, таким как заключение Александры Федоровны в монастырь или тем паче свержение Николая II, о чем, начиная с середины 1915 года, велись беспрестанные разговоры на всех этажах гвардейско-великосветской фронды, включая самые верхние.