Дайана Энрикес - Чародей лжи. Как Бернард Мэдофф построил крупнейшую в истории финансовую пирамиду

Мэдофф становился все осторожнее и все тщательнее скрывал, насколько широкой и глубокой стала денежная река, непрерывно текущая в его консалтинговый бизнес. Он связал спонсоров донорских фондов обязательством помалкивать о том, кто на самом деле управляет их средствами. Частным клиентам он настоятельно рекомендовал не распространяться о подлинном объеме сотрудничества с ним – да и о самом сотрудничестве. Такие меры предосторожности отражают тот факт, что его стратегия «конверсии с разделением страйка», как и предшествовавшие ей арбитражные стратегии, столкнулась с жесткими ограничениями на объемы. За один раз торговалось лишь столько голубых фишек, сколько должно было быть в его портфеле, отчетность о количестве торгуемых акций была ежедневной. На открытых площадках Чикаго торговалось лишь определенное число опционов, и отчетность об объемах этих торгов тоже была ежедневной.

Так что в рамках закона стратегию «конверсии с разделением страйка» split-strike conversion нельзя было наращивать до бесконечности. Чем сильнее рос Мэдофф, тем труднее было бы поверить подкованным инвесторам в то, что он зарабатывает честную прибыль. В какой-то момент опционный трейдинг на публичных и частных рынках просто не смог бы обеспечить хеджирование всего объема акций, которые ему требовалось покупать, и едва ли он смог бы покупать и продавать акции в нужном масштабе, не оказывая заметного всем влияния на колебания рынка.

Источником его славы непревзойденного управляющего инвестициями стало умение стабильно обеспечивать доходы, на которые рассчитывали инвесторы. Он с прибылью провел их сквозь все трудные времена – обвал рынка 1962 года, депрессию 1970-х и даже крах 1987 года и последующие судороги. Никто не знал, что в ранние годы он для пополнения клиентских счетов брал взаймы у Сола Альперна, и никто не знал о дефиците наличности из-за панических изъятий конца 1980-х. Зато все его клиенты твердо знали, что даже в нестабильные времена он зарабатывает им стабильные доходы, и все они хотели инвестировать через него все больше и больше денег.

Именно в этих обстоятельствах, уверяет он, и зародилась финансовая пирамида. До тех пор, пока большинство клиентов оставляло нетронутыми остатки на клиентских счетах, реинвестируя свою (предполагаемую) прибыль и практически не изымая вложенные средства, он вполне мог делать разовые выплаты из поступающих денег новых клиентов.

Это классический генезис финансовой пирамиды на Уолл-стрит. Фондовый менеджер испытывает нехватку наличности для покрытия некоторых расходов, или для того, чтобы умиротворить клиента, или чтобы расплатиться по обязательствам, и тогда он крадет немного денег с клиентских счетов. Довод всегда один: дескать, он сумеет вернуть украденное, прежде чем его уличат. Вероятно, время от времени так и происходит – это те пирамиды, о которых мы никогда не узнаем. Но, как правило, сумма украденного растет быстрее, чем честные прибыли, и мошенническая схема катится к своему верному краху.

По словам Мэдоффа, именно это с ним и произошло, хотя он оспаривает временнýю привязку событий. Он попал в яму (возможно, еще до 1980-х годов, более вероятно – к середине 1980-х и вне всяких сомнений – к 1992 году) и просто не смог выбраться. Его инвестиционно-консалтинговый бизнес стал бесконечной игрой в «музыкальные стулья». Единственный способ скрыть, что стульев для всех клиентов не хватит, – чтобы музыка играла как можно дольше.

Летом 1992 года музыка почти смолкла. В начале июня двое недоверчивых инвесторов послали в нью-йоркский офис Комиссии по ценным бумагам и биржам два документа, описывающих некую смутившую их инвестиционную схему. В одном содержалась подборка данных о фонде King Arthur Account. Двухстраничный документ описывал несомненно привлекательное инвестиционное предложение – «надежный фонд, выплачивающий высокий доход безо всякого риска для капитала». Вклад под 13,5 % годовых, выплачиваемых ежеквартально, для инвестиций от 2 млн долларов и выше – 14 %.

В недоверчивости двух потенциальных инвесторов нет ничего удивительного: эти ставки более чем втрое превышали процентные ставки по надежным «безрисковым» депозитным сертификатам в их банках. И эти ставки были заметно выше доходов за предыдущий год от куда более рискованных акций, согласно фондовому индексу S&P 500, – примерно 8 % без учета реинвестированных дивидендов и 11 % с учетом реинвестированных дивидендов. Согласно рекламному предложению, эти замечательные доходы генерировались посредством «безрискового трейдинга» по арбитражным счетам, которые спонсоры – Avellino & Bienes – размещали у нью-йоркского «оптового дилера», в больших объемах торговавшего акциями Большого табло. (Здесь любопытно упоминание об арбитраже: другим инвесторам Мэдофф в то время уже говорил, что использует стратегию «конверсии с разделением страйка» split-strike conversion, и, надо сказать, небольшой фонд Gateway в предшествующие несколько лет зарабатывал на этой стратегии законные доходы, равные либо превышающие те, которые сулил фонд King Arthur. Но никто положа руку на сердце не назвал бы это «безрисковыми» инвестициями.) Информация об инвестиционном фонде была напечатана на бланке финансового консультанта из Сан-Франциско и составлена, вероятно, около 1989 года.

Второй документ, полученный Комиссией, представлял собой краткое деловое письмо за подписью Лолы Керленд, администратора офиса Avellino & Bienes, которое один из инвесторов получил в ответ на свой запрос в августе 1991 года. Там черным по белому было написано, что фирма предоставляет финансовые услуги только «родным, друзьям и бывшим клиентам… строго ограниченному кругу лиц». Высокомерно-уклончивый стиль безошибочно выдает авторство Авеллино. «Мы не стремимся привлекать новых клиентов и, соответственно, не прикладываем в этом направлении никаких усилий, – говорилось в письме. – Если коротко, речь идет о строго ограниченном круге лиц, и никаких финансовых отчетов, проспектов или брошюр мы не выпускаем и не предоставляем».

Из документов следовало, что деньги участников оформляются как их заем фирме и поступают на ее собственные счета у неназванного нью-йоркского брокера.

Из документов также следовало (по крайней мере, такое впечатление сложилось у юристов нью-йоркского офиса Комиссии), что с фондом King Arthur Account дело нечисто.

Один из этих юристов Комиссии связался с Фрэнком Авеллино.

Звонок из Комиссии по ценным бумагам и биржам не застал Авеллино врасплох. Незадолго до этого ему позвонил друг, юрист из Калифорнии Ричард Гланц. Отец Гланца работал в старой фирме Альперна и был одним из самых первых «субподрядчиков» по сбору денег на счетах у Мэдоффа. Гланц-младший со временем сам вошел в этот бизнес и привлекал к нему других.