Эдвин Лефевр - Воспоминания биржевого спекулянта

На следующий день я прочитал за завтраком в утренних газетах, которые доставлялись тысячам подписчиков и рассылались в сотни провинциальных отделений и брокерских контор, что Ларри Ливингстон приступает к активным операциям по увеличению цены на акции «Объединенных печей». Детали разнились. По одной версии, я сформировал инсайдерский пул, чтобы наказать зарвавшихся игроков на понижение. По другой, в ближайшем будущем следовало ожидать сообщения о небывалых дивидендах. Третья напоминала миру, что когда я брался поднимать котировку, то мало никому не казалось. Еще одна обвиняла компанию в укрывании активов, имевшем целью облегчить инсайдерам накопление акций. Но все были согласны в том, что начало роста было нечестным.

К тому моменту, когда я добрался до своего офиса и приступил в ожидании открытия рынка к чтению почты, мне сообщили, что вся Уолл-стрит изготовилась скупать акции «Объединенных печей». Телефон звонил непрестанно, и секретарь раз за разом отвечал на сотни одинаковых вопросов: «Правда ли, что „Объединенные печи“ пошли в рост?» Должен отметить, что Джошуа Вульф, Кейн, Гордон, а может быть, и Джим Бернес сумели отлично разогреть биржевиков.

Для меня это было совершенно неожиданно. В это утро со всех концов страны приходили заказы на покупку акций, которые еще пару дней назад никто не хотел покупать ни по какой цене. И не стоит забывать, что весь этот взрыв покупательского энтузиазма держался только на созданной мне газетчиками репутации удачливого игрока. Я навсегда останусь в долгу перед буйным воображением наших репортеров.

Что ж, на третий день подъема я начал продавать акции «Объединенных печей». Тем же я занимался на четвертый день и на пятый, и я продал для Джима Бернеса сто тысяч акций, которые лежали у «Маршалл нейшнл бэнк» в качестве обеспечения ссуды, на три с половиной миллиона долларов. Если об успешности манипуляции судить по тому, что поставленные цели достигаются с минимальными издержками, можно сказать, что операция с акциями «Объединенных печей» была самой яркой в моей карьере биржевого дельца. Мне не пришлось купить ни одной акции. Мне не пришлось начинать с покупок, чтобы облегчить последующие продажи. Мне не пришлось загонять цены вверх, чтобы потом продавать на откате котировок. Все главные продажи я сумел сделать в ходе роста курса. Это было как во сне. Мне не пришлось даже пальцем двинуть, чтобы создать нужную покупательную способность публики. Как-то приятель губернатора Флауера рассказывал, что в одной из крупнейших операций по взвинчиванию цен для пула акций БРТ пул продал с прибылью пятьдесят тысяч акций, но компания «Флауер и К°» получила комиссионные за операции с двумястами пятьюдесятью тысячами акций. А У. П. Гамильтон рассказывал, что для того, чтобы разместить на рынке двести двадцать тысяч акций «Объединенной меди», Джеймсу Р. Кину пришлось пропустить через свои руки почти семьсот тысяч этих акций. Вот это был счет за комиссионные! А мне пришлось выплатить комиссионные только за ту сотню тысяч акций, которые я действительно продал для Джима Бернеса. Ничего себе экономия!

Продав то, что я подрядился продать для моего друга Джима, притом что синдикат так и не сумел прислать все деньги, которые были запланированы для моих операций, я обнаружил, что у меня нет ни малейшего желания скупать уже проданные мною акции, и решил, что имею право на маленькие каникулы. Не помню точно подробностей, но хорошо помню, что стоило мне оставить эти акции без присмотра, как их курс начал проседать. В один прекрасный день, когда весь рынок был очень вялым, какой-то разочарованный бык пожелал срочно избавиться от купленных им акций «Объединенных печей», и в результате его предложения о продаже цена опустилась ниже 40. Их никто не хотел. Тут я преисполнился еще большей благодарности за чудо: мне удалось сбыть сто тысяч акций без того, чтобы перед этим загнать их курс вверх на двадцать-тридцать пунктов, как предполагали мои «компаньоны».

Лишившись поддержки, цена начала регулярно падать и однажды коснулась уровня 32. Это был рекордно низкий уровень для этих акций. До этого Джим Бернес с компаньонами не позволял курсу опускаться ниже 37, то есть ниже залоговой цены, чтобы не спровоцировать банк на сброс своих ста тысяч акций.

Как-то днем я мирно сидел у себя в кабинете, изучая телеграфные сводки, когда сообщили о приходе Джошуа Вульфа. Я согласился его принять. Он буквально вломился в комнату. Он не очень крупный мужчина, но его буквально распирало от гнева. Я стоял рядом с телеграфным аппаратом, когда он влетел в кабинет и завопил:

– Послушайте! Что, черт подери, происходит?

– Садитесь, пожалуйста, мистер Вульф, – вежливо сказал я и уселся сам, чтобы слегка сбить напряжение.

– Не хочу я никуда садиться! Я желаю знать, что все это означает! – Он орал изо всех сил.

– А что – что означает?

– Какого лешего вы все это делаете?

– Что именно я делаю?

– С этими дерьмовыми акциями!

– С какими акциями? – спросил я.

Видимо, мое спокойствие окончательно его взорвало, потому что он прямо взвыл:

– «Объединенные печи»! Что вы с ними делаете?

– Ничего! Совершенно ничего! А в чем проблемы?

Он несколько секунд пытался справиться с дыханием, а потом опять заорал:

– Посмотрите на их цену! На цену!

Пришлось мне встать и посмотреть на ленту телеграфа.

– Сейчас их цена тридцать один с четвертью.

– Да, тридцать один с четвертью, а у меня на руках куча этих акций!

– Я знаю, что у вас на руках было шестьдесят тысяч. И они были у вас очень долго, потому что, когда вы вложились в «Грей стоув»…

Но он не дал мне закончить фразу. Он сказал:

– Но я после этого купил еще уйму. И за некоторые выложил по сорок. И все это теперь висит на мне!

Он смотрел на меня с такой враждебностью, что я не нашел лучшего ответа:

– Но я не давал вам совета их покупать.

– Чего вы мне не давали?

– Я не давал вам совета загружаться этими акциями.

– Я и не говорю, что вы советовали. Но вы сказали, что намерены взвинтить цену…

– Зачем мне это было нужно? – перебил я.

Он был настолько взбешен, что лишился дара речи. Когда к нему опять вернулся голос, он продолжил:

– Вы собирались поднять их курс. У вас были деньги для этого.

– Деньги были. Но я не купил ни одной акции.

Это был последний удар.

– У вас было больше четырех миллионов на это и вы не купили ни одной акции? Ни одной?

– Ни единой! – повторил я.

К этому моменту он был уже настолько взбешен, что утратил дар членораздельной речи. Потом он, наконец, сумел произнести:

– Ну и как бы ты назвал эту свою игру?

Он явно готов был обвинить меня во всех мыслимых и немыслимых преступлениях. Глядя ему в глаза, я мог бы тогда прочесть целый перечень их. Поэтому мне пришлось заявить следующее: