Антонелла Чиленто - Неаполь чудный мой

На Рождество на улице Сан-Грегорио горит множество электрических огней: фонарики на елках, подсветка в часах с боем, огоньки, торчащие на картонных декорациях и те, что прячутся в искусственных фонтанах, в которые встроены моторчики – чтобы вода текла по-настоящему.

В старинных гончарных мастерских полно туристов, которые, сами того не ведая, проходят мимо одной из самых красивых церквей в Европе – церкви Джероламини. Жаль, что она всегда закрыта. Там хранится удивительная древняя библиотека – впервые я увидела ее в журнале, получить доступ туда весьма трудно. С улицы Дуомо открывается вход в картинную галерею Джероламини, где находится множество портретов XVII века, которые, быть может, опечаленные своей извечной одинокой долей, в полумраке разглядывают посетителей.

В Неаполе множество закрытых церквей: Сант-Агостино-алла-Дзекка, постепенно приходящая в запустение, от старинного великолепия которой остались лишь узорчатые лестницы, заваленные мусором; церковь Дела-Сапиенца на улице Костантинополи, окруженная бетонной стеной, и бесчисленное количество других. И лишь отчасти утешают фрески на потолках Сан-Пьетро-а-Маджелла.

При этом даже для короткой экскурсии по открытым церквям Неаполя – этой дороге огня, отмеченной огоньками свеч и лампадок молящихся, – потребуется целая неделя.

В XVII веке, когда Неаполь наряду с эквадорским Кито был самым густонаселенным городом мира, храмов здесь было больше, чем в Риме.

Проходя по улице пастухов, необходимо хотя бы одним глазом увидеть напыщенное, кустарное, картонное, с вертепной позолотой барокко Санта-Патриции, построенной поверх древних византийских монастырей, и заглянуть во внутренний дворик – в отличие от самого здания, аскетичный и рациональный, состоящий из множества арок, из света, фонтанов и апельсиновых деревьев. А еще нужно заглянуть в Сан-Лоренцо, церковь Боккаччо и Фьямметты, готическую и французскую, нежную, как дама с единорогом, с высокими арками, изящными нишами и подземельями, где прячется Неаполь древнеримский.

На главном алтаре Сан-Лоренцо находится барельеф Тино ди Камаино с изображением фасада церкви Сан-Гаэтано, расположенной как раз напротив, – там торжество ярких красок, алые и изумрудные мантии Солимены, мрамор с инкрустациями, – как в эпоху раннего Возрождения, и до сих пор стоят перед нею колонны античного храма Диоскуров.

Это дорога уникальных видов, место, где древнеримские цирки переделаны в особняки – современная улица Антикалья как раз и представляет собой бывший circum [26] со львами и гладиаторами. Трибуны амфитеатров вписались здесь в фасады домов, здесь увидишь марионеток, изображающих самые разные типажи, ангелов в развевающихся одеждах, летящих под потолками подвальных этажей, расположенных на уровне тротуара, кукол из воска и дерева, приютившихся в больнице Бамболе. Одним словом, Сан-Грегорио – это гофманское сердце Неаполя.

Здесь живут автоматы, столь любимые немецким романтизмом, поющие девочки без души, женщины у окна, приводимые в движение веревками, нитями и специальными механизмами.

Здесь можно влюбиться во множество Коппелий [27] : одна торгует савойской капустой, другая делает пиццу, третья охраняет покой спящего Младенца Иисуса.

Его видно почти из любой точки города. Подняться туда легко: нужно идти меж вызывающего вида домов и вилл, роскошных клубов и ресторанов, приморских сосен, выросших на затвердевших потоках лавы. Добраться до Везувия – задача вполне осуществимая, если речь идет о маршруте. В результате спекуляций недвижимостью и попустительства властей вулкан практически поглотили всевозможные постройки, он символ неаполитанской несознательности.

Или, лучше сказать, свидетельство того, что скрываемая от посторонних сознательность неаполитанцев спит. Мы надеемся на то, что он не жахнет, мы дразним его, заговаривая дремлющую разрушительную силу. А тем временем строительство продолжается…

Виллы с пальмами, вьюнами и гибискусом, бассейны, пиццерии, аквапарки. Везувий – огненное жерло Неаполя, средоточие всех городских огней, включая пламя газовых конфорок и фейерверки. На гуашах, иллюстрирующих “Большое путешествие” [28] , он изображен во множестве вариантов: извержение на рассвете, извержение на закате, извержение в полнолуние, люди, спасающиеся от извержения, лодки на море во время извержения, извержение со стороны, извержение с дымом, извержение с потоками лавы, извержение с летящими кусками лавы. Губительное извержение, волшебное извержение, неминуемое извержение, спокойное извержение, извержение для ученых, извержение для иностранных туристов, извержение с Мадоннами и святыми, которые, воздев руки к небу, восклицают: “Остановись!” Извержение, пожирающее дома, извержение великолепное, с праздничными искрами и ярко-голубым небом на заднем плане (в наши дни подступы к кратеру заполнены наглым бетоном).

На него взбирается двойник Бассолино [29] в киноновелле “Восхождение” Марио Мартоне, вошедшей в фильм “Жители Везувия”, а за выбившимся из сил мэром следуют вóроны Пазолини, почтальоны, рок-певцы, актрисы, призраки левых журналисток и все городские нищие.

Но быть может, сегодня Везувий уже не является символом Неаполя, главной целью туристов из Германии, Англии, Франции. Да, он больше не символ, такой, как пинии на Позиллипо: ведь он совсем исчез за улицами и домами, и никто больше не обращает на него внимания.

Когда идет снег, как это случается в странные зимы начала тысячелетия, верхушка вулкана белеет, все показывают на нее пальцем, а я вспоминаю прочитанную в детстве “Снежинку и Апрельцвет” [30] . На картинке Снежинка была изображена на горном хребте в белом капюшоне, а ее отец Январь тем временем спал, словно усталый факир, растянувшись между остроконечными горными вершинами.

Если ехать на Везувий на машине, создается впечатление, что город и пригороды растягиваются по мере подъема, что в полотне, из которого соткана вереница домов, есть какой-то провал, а на самой вершине будет дыра, проделанная макушкой Везувия. Мимо площадей с припаркованными автобусами, мимо ресторанов с верандами, отделанными позолоченным алюминием, мимо сосновых аллей, вдоль пластов застывшей лавы – совсем древних и более новых, по которым можно спокойно гулять, среди можжевельников, сразу приводящих на память Леопарди, добираешься до вершины, где перед пыльной дорогой к самому жерлу стоит касса.

Ступать по пемзе трудно, от подъема устаешь. Жерло огромное и пустое, над ним тревожно дует ветер. Никаких ограждений нет, можно заглянуть внутрь, при этом возникает ощущение, что вот-вот упадешь.

Неаполитанцы редко совершают прогулки к Везувию: зачем напоминать себе о дремлющей опасности? Если неаполитанец вдруг проникается ненавистью к себе подобным, в голове его всплывает слоган, несколько лет назад столь популярный среди ультраправых Вероны: “Везувий, подумай о нас ты”.