Фредерик Бегбедер - Конец света: первые итоги

На мой взгляд, эта забавная и наводящая страх книжка ставит Мишеля Уэльбека выше, намного выше всех прочих ныне живущих французских писателей. Он неподражаем, он находится где-то в иных сферах, но в то же время остается «в гуще жизни». Роман может служить иллюстрацией к знаменитой идее о «безумии искусства», высказанной Генри Джеймсом, хотя заканчивается он сценой нападения исламистов на ночной клуб, — к сожалению, прозвучавшей пророчески. Ровно через год после выхода романа, 12 октября 2002 года, на Бали, в Кута-Бич, перед клубом «Сари» взорвался фургон. Погибло 202 человека, по большей части австралийские и британские туристы. Вымышленный эпизод, годом раньше описанный Уэльбеком, потрясает своей реалистичностью: «Бомба взорвалась в самом большом баре „Неистовые губы“ в час наплыва посетителей; ее пронесли в спортивной сумке и оставили возле подиума… Перед входом в бар корчилась на земле танцовщица в белом бикини, ей оторвало руки по локоть». В результате этого теракта антигерой теряет любовь своей жизни.

Причина, по которой я предпочел «Платформу» блестящим научно-фантастическим романам Мишеля Уэльбека о человеческом клонировании (таким, как «Элементарные частицы» и «Возможность острова»), проста: эта книга обладает шармом и достоверностью категории В. Из всего творчества Уэльбека эта книга самая смешная: «Я отпил глоток пива и без смущения выдержал ее взгляд: сама-то она хоть способна обиходить мужское хозяйство?» Но одновременно это и самый мрачный его роман, и не случайно он появился в печати в год Одиннадцатого сентября (за несколько дней до теракта). «Платформа» — это «Мысли» Паскаля, представленные в виде очередного выпуска серии SAS [112 —  Серия шпионского романа французского издательства «Gérard De Villiers».]. Великолепен пассаж, в котором объясняется смысл названия: «Однажды, когда мне было двенадцать лет, я взобрался на верхушку опоры высоковольтной линии, расположенной в горах. Пока я карабкался вверх, я не смотрел под ноги. Стоя наверху на площадке, я обнаружил, что спускаться будет очень трудно и опасно. Вокруг, насколько хватало глаз, тянулись горные хребты, увенчанные вечными снегами. Куда проще было бы остаться на месте или прыгнуть вниз». Это зловещее местечко, где герой, не смея шевельнуться, замирает, охваченный внезапным головокружением, эта стальная конструкция, на которой человек уподобляется вскарабкавшейся на дерево кошке и сидит, парализованный пьянящим видом вершин, обездвиженный искушением самоубийства, наэлектризованный бесконечностью окружающей вселенной и желанием остаться в живых, понимая нелепую бесполезность собственной судьбы; эта платформа — метафора человеческой жизни, намного более точная, чем сравнение с квантовыми частицами, сделанное в 1998 году. Не сомневаюсь, что сцена основана на воспоминании автобиографического характера. Это, кстати, и трогает меня в книге. Платформа — это его личный Розбад [113 —  Розбад — индейская резервация в Южной Дакоте.]. А головокружительная беспомощность — наша общая доля. Все мы — несчастные узники платформы, на которую забрались и с которой не можем спуститься.

//- Биография Мишеля Уэльбека — //

Мишель Уэльбек родился в 1958 году на Реюньоне, жил в Ирландии. Он — самый яркий представитель своего поколения французских писателей (иными словами, такой писатель, который заставляет забыть обо всех, кто был до него, и оказывает влияние на тех, кто придет после). Подобно Алену Роб-Грийе получил образование сельскохозяйственного инженера. Литературную карьеру начал с публикации стихов и биографии Лавкрафта. Однако настоящий переворот в современной французской литературе произвели два его первых романа — «Расширение пространства борьбы» («Extension du domaine de la lutte», 1994) и «Элементарные частицы» («Les Particules élémentaires», 1998). С тех пор он снимал порнографические фильмы для «Canal +», выпустил диск в стиле вялого рэпа («Человеческое присутствие», «Présence humaine»), с которым совершил гастрольное турне, и напечатал еще четыре романа, один трагикомичнее другого, в том числе два, посвященных сексуальному туризму («Лансароте», «Lanzarote», 2000; «Платформа», «Plateforme», 2001); один — на тему клонирования («Возможность острова», «La Possibilité d’une île», 2005) и один — о новой Франции, смерти искусства и отцовстве («Карта и Территория», «La Carte et le Territoire», 2010). Мишель Уэльбек достоин всяческого восхищения, и поэтому я им восхищаюсь.

«Над пропастью во ржи» — роман, который я перечитываю чаще всего. Чего я только не перепробовал, чтобы попытаться постичь его секрет: подчеркивал целые страницы, учил наизусть отдельные отрывки, читал на языке оригинала, читал в разных переводах (Себастьена Жапризо и Анни Сомон) и даже повторил в Нью-Йорке маршрут его героя. Но «Над пропастью во ржи» не поддается анализу — в этом смысле он хуже, чем иероглифическое письмо. Его текст не стареет. Что логично, ведь это история подростка, не желающего взрослеть. Рассказчику, Холдену Колфилду, 16 лет. Росту в нем 1 метр 86 сантиметров, и он девственник. Взрослеть он не желает — и не взрослеет. За три дня до Рождества его исключают из школы. В дальнейшем ему предстоит вечно бродить по Манхэттену, не показывая домой и носу (разве что тайком, чтобы подсунуть в подарок младшей сестре Фиби пластинку на 78 оборотов).

Как пишутся шедевры? Понятия не имею, в том-то и проблема. Никто этого не знает — ни историки, ни преподаватели, ни литературоведы, а главное — не знает сам автор. Шедевр — это фантастическое, но одноразовое изобретение. «Над пропастью во ржи» — дебютный роман, случайное явление, артефакт, провоцирующий появление ни на что не похожего чувства — чувства, вызвать которое способен только «Над пропастью во ржи». Бессмысленно искать нечто похожее в других книгах. Такую попытку предприняло примерно десять тысяч писателей (в США каждый год издается с дюжину подражаний), но никому из них так и не удалось найти волшебную формулу. Лично я решил для себя эту загадку просто: чтобы вновь пережить это ощущение сладкой горечи, эту человечность, эту благость и легкую насмешку, достаточно перечитать «Над пропастью во ржи». Книга действует на меня как наркотик, с той разницей, что наркоману самый лучший приход дает первая доза. А здесь эффект не ослабевает, сколько ни читай. Говорю же, эта книга неисчерпаема. Подлинное чудо.

Ну ладно. Все-таки попробуем перечислить некоторые из ее знаменитых ингредиентов. Вот первая фраза: «Если вам на самом деле хочется услышать эту историю, вы, наверное, прежде всего захотите узнать, где я родился, как провел свое дурацкое детство, что делали мои родители до моего рождения, — словом, всю эту давид-копперфилдовскую муть. Но, по правде говоря, мне неохота в этом копаться» [114 —  Пер. Р. Райт-Ковалевой.]. С первых же строк мы слышим ворчливый тон рассказчика, который, хмуря брови, обращается к читателю по-свойски, на разговорном языке, без литературных красот, словно бросая вызов классикам (простите, мистер Диккенс, но к вам это тоже относится), и сразу объявляет центральную тему романа — недовольство подростка всем, что его окружает. Добавьте к этому мягкую и всегда актуальную иронию. Результат: мы протягиваем автору руку и готовы следовать за ним куда угодно.