Фредерик Бегбедер - Конец света: первые итоги

//- Биография Поль-Жана Туле — //

Жизнь Туле сравнима с его творчеством: короткая (53 года), наполненная прелестными куртизанками и строго осуждаемыми удовольствиями (покер, опиум, алкоголь, талант). Лишившийся матери сирота, он всю жизнь повсюду искал красоту, иногда находил ее и часто терял. Он писал письма самому себе, трудился литературным негром на Вилли, сурово раскритиковал одну из его пьес и едва не вступил в сотрудничество с Дебюсси. Единственное, что его объединяет с Ж. М. Леклезио, несравненно более здоровым (хоть и отведавшим в 1973 году мексиканских грибов), — это остров Маврикий. Туле родился в По 5 июня 1867 года. Для меня он прежде всего человек, написавший вот это:

Когда под Арлем в парке старом

Трепещет пламя розы красной

И небеса горят пожаром,

Поверишь в счастье — и напрасно.

Этот беарнец, дамский угодник и литературный гуляка (друживший с Тулуз-Лотреком, Жироду и Леоном Доде) обожал кутежи на парижских Больших бульварах и кабаре Монмартра 1900-х. Баскский берет и нежный, хоть и сардонический взгляд быстро превратили его в культовую фигуру, в «писателя для писателей», этакого Ларбо, с которым его объединяли доходы, страсть к путешествиям и любовь к поэзии. «Моя подруга Нан» («Mon amie Nane») была опубликована в 1905 году, «Зеленая девушка» («La Jeune Fille verte»; наряду с другими произведениями) — в 1920-м. Он обладал отменным вкусом, а потому скончался в Гетари и был похоронен в прелестном уголке с видом на Атлантический океан, незадолго до выхода в свет его знаменитых «Контррифм» («Contrerimes»; 1921).

Мне немного совестно, что приходится публично возвращать долг Джею Макинерни. Вначале этот американский писатель привлек меня по не вполне адекватной причине. Я видел его фотографию в нью-йоркских журналах, и он дико меня раздражал своими строгими костюмами и репутацией светского тусовщика. В момент образования «literary brat pack» [116 —  «Литературная шайка негодяев» (англ.) — по аналогии с «Brat pack» — группой голливудских актеров, снимавшихся в фильмах для подростков; в свою очередь они, слегка изменив, заимствовали название знаменитой «Rat pack» («крысиная стая»), образованной Фрэнком Синатрой и его ближайшими друзьями.] (Эллис, Макинерни и «нью-йоркские славяне» Тамы Яновиц) мне было 20 лет, и каждое лето я предпринимал попытку за попыткой проникнуть в один из клубов, где его почитали как Короля («Ареа», «Лаймлайт», «Палладиум», «Нелл’с», «Бар» и т. д.). Я еще не читал его, но уже ненавидел; разумеется, стоило мне его прочесть, как я кардинально сменил мнение. Гораздо удобнее ненавидеть то, в чем не разбираешься, потому что, поняв человека, ты вынужден его полюбить.

С момента публикации «Ярких огней, большого города» (12 августа 1984 года, издательство «Vintage») прошло 27 лет. Иначе говоря, миновало четверть века, и это дает нам возможность яснее осознать, что означал приход в литературу Джея Макинерни. Надеюсь, огромный успех книги, ее экранизация (провальная) с Майклом Дж. Фоксом в главной роли, популярность автора и его сумбурная жизнь не заставят забыть об изначальной силе этого едкого текста, в котором эмоции основаны на подавленном романтизме и стыдливой безнадежности, напоминающих увядшую розу в бутоньерке смокинга, пропахшую табаком и блевотиной. Книга называется так же, как появившийся в 1961 году блюз Джимми Рида. В его первом куплете есть такие строки: «Bright lights, big city /gone to my baby’head» («Яркие огни большого города ударили в голову моей телке»). Первый французский перевод романа был озаглавлен «Дневник ночной птицы», что кажется мне менее удачным, чем «Яркие огни, большой город». Довольно трудно выразить, что именно я почувствовал, прочитав эту книгу (в карманном издании): я только-только оторвался от молодежной тусовки, объединявшей обитателей Шестнадцатого парижского округа, и даже не предполагал, что можно с такой холодной яростью описывать некоторые ночные клубы, где слушают «Talking Heads». Надменно-ироничная тональность книги идеально отражала саморазрушительный снобизм тех буржуа, с которыми я постоянно сталкивался. О блужданиях безымянного литератора написано во втором лице настоящего времени, как в «Изменении» Бютора, но с более доверительной интонацией (по-английски «you» означает и «ты», и «вы», и переводчица Сильви Дюрастанти совершенно справедливо отдала предпочтение «тыканью»). Героя бросила жена, Аманда Уайт, но он никому не сообщает об этом, кроме своего друга наркомана Теда. В конце концов выясняется, что она нашла место модели и покинула мужа, как только дела у нее пошли в гору. Следовательно, именно город с его «гламурными» искушениями и разрушает любовь (на что намекает название романа). Мораль (если там есть мораль) заключена в финальной сцене: рано утром антигерой спьяну меняет свои очки Ray-Ban на пакет горячих булочек, с презрением брошенный ему водителем грузовика… «Ты приближаешься, и запах свежего хлеба окатывает тебя ласковым ливнем. Ты дышишь полной грудью, наполняя легкие его ароматом. К глазам подступают слезы; ты ощущаешь такой порыв нежности и жалости, что приходится остановиться и прислониться к столбу, иначе ты можешь упасть… Тебе надо хорошенько подумать. Надо всему учиться заново, с самого начала».

Всему учиться заново, с самого начала… Заключительные слова этого короткого дерзкого романа в устах негодяя, мечтающего вырваться из своего круга, звучат страшным признанием. Книга повествует об истории человека, сбившегося с пути, попавшего пальцем в небо и вынужденного начинать с нуля. «Дневной свет причиняет тебе боль, как полный упреков материнский взгляд». Каждый любитель ночной жизни чувствует свою вину перед другими и старается о ней забыть. Кое-кто из них пытается стереть из памяти собственную личность, но далеко не все: если пьяного бездельника спросить в лоб, не исключено, что он пробормочет имя человека, по которому тоскует. Что мне нравится в книгах Макинерни, так это их трезвая нежность и показная холодность, это такая странная штука, зарытая под килограммами кокса и именуемая человечностью. В конце концов мне удалось взять у писателя интервью, сначала в Париже, потом в Нью-Йорке. Известно, как обычно проходят такие встречи: ты задаешь вопросы и выслушиваешь ответы, а разговор все длится и длится, и вот уже вы сидите в баре, и уходить не хочется ни тебе, ни ему. Последние десять лет мы общаемся довольно тесно — жизнь непредсказуема. Я воспринимаю это примерно так же, как если бы моим приятелем стал Фицджеральд. Вот почему я всегда советую молодежи читать ныне живущих авторов: никто не застрахован от возможности свести с одним из них личное знакомство и даже, как знать, в нем не разочароваться. Люди, сурово осуждающие писательские тусовки, понятия не имеют о том, что такое литературная дружба, а она есть логическое продолжение восхищения. А читать современников, не испытывая перед ними восторга, — пустая трата времени!