Эугениуш Червиньский - Юность, опаленная войной

- Люди милые, извините, но я еще ни разу в жизни не пил водки...

- Ничего! Надо же когда-то попробовать. Да и повод есть. Давайте выпьем за освобождение Сохачева. Берите, гражданин сержант, это отличная водка,пытается убедить меня хозяин.

Пригубливаю стакан и с отвращением отставляю его в сторону. Из затруднительного положения меня выручает хозяйка дома:

- У меня в стакане легкое вино собственного приготовления. Давайте выпьем вдвоем. Надеюсь, вы мне не откажете в этом?

- Ну хорошо, вина, пожалуй, попробую,- смущенно говорю я.

Довольная женщина протягивает мне свой отпитый наполовину стакан с каким-то золотистым вином. На вкус оно оказалось терпким и кислым, как уксус, однако я выпиваю его до дна.

- Взгляните на эту фотографию. Это моя дочь, которую немцы вывезли на принудительные работы в Германию. Может, вы ее где-нибудь встретите. Скажите ей, что мы живы и здоровы и ждем ее.

- Хорошо,- обещаю я.

- А много солдат в этом нашем Войске Польском? - спрашивает хозяин.

- Две армии. Наша, первая, насчитывает не менее ста тысяч,- объясняю я.

- Ну, тогда давайте выпьем за первую армию,- поднимает очередной тост председатель.- У нас есть грузовая автомашина,- добавляет он.- Отдаем ее вам. Мы тоже хотим чем-нибудь помочь нашему войску.

- Идемте в гараж!-предлагает какой-то мужчина в запачканном комбинезоне, наверное шофер.

Выходим на улицу. По дороге встречаем старшего сержанта Бенецкого, который о чем-то оживленно разговаривает с местными жителями. Мимо нас пробегает группа ребятишек, громко крича, что на соседней улице стоят несколько военных автомашин с польскими солдатами. Направляемся следом за ними, видим два осаждаемых толпой "доджа". Спустя некоторое время из глубины улицы появляется колонна наших разведчиков. Впереди шагает Казимеж Добротливы. Докладываю ему, что мы целы и невредимы.

- Присоединяйтесь к нам и пойдем дальше, в направлении Влоцлавека.

На ходу рассказываю Казимежу, как гостеприимно нас здесь встретили. Подходим к мосту через Бзуру, взорванному отступающими немцами. Невдалеке от него, слева, стоит, погрузившись в воду по самую башню, советский танк, знакомый нам по ночной поездке. Танкисты узнают нас и беспомощно разводят руками. К сожалению, помочь советским товарищам по оружию мы ничем не можем.

У реки царит оживление. Саперы с помощью подручных средств укрепляют лед, чтобы по нему могла пройти военная техника. А пока по льду шагают только подразделения пехоты. Мы, перейдя реку, устраиваем привал и после непродолжительного отдыха опять отправляемся в дорогу. Идем всю ночь, а конца пути все не видно. Только к утру добираемся до деревни Арцехувек. Разбуженные жители радостно приветствуют нас. От усталости буквально валимся с ног сказываются четвертые сутки перехода. Многие бойцы натерли от долгой ходьбы ноги, некоторым требуется немедленно отремонтировать или заменить обувь. Однако тыловые службы, как всегда, отстают, и поэтому о новой обуви пока не может быть и речи. Не видно и полевых кухонь. Они, по-видимому, опять где-то заблудились. К счастью, гостеприимные хозяева радушно угощают нас, выставив на стол все свои запасы. Освобожденный Арцехувек покидаем лишь на следующий день.

Наш маршрут проходит все время вблизи Вислы. Активных боевых действий временно не ведем, не считая мелких стычек с небольшими группами немцев, затерявшихся в этом районе либо бежавших сюда от преследующих их войск маршала Рокоссовского.

Прошли еще несколько населенных пунктов и наконец вступили во Влоцлавек. Здесь нас снова ждала теплая, сердечная встреча с местными жителями. В городе поело немцев остались большие военные склады. Бежим в том направлении. Навстречу попадаются бойцы в новеньких сапогах с короткими голенищами. Чего только нет па складах! И продовольствие, и обмундирование. Быстро меняю обувь, беру с собой на всякий случай чистую рубашку, банку консервов и - назад к своим. Группа влоцлавян показывает нам бараки, огражденные колючей проволокой:

- Это лагерь для военнопленных.

Забегаем туда на минутку. Сразу же за лагерными воротами встречаем тех, кому январское наступление принесло свободу. Это - бельгийцы, французы, голландцы. Они жестами приглашают нас войти в барак. Сердечно пожимаем друг другу руки. Прощаемся, а освобожденные узники еще долго стоят у ворот и приветливо машут нам руками.

В городе на берегу Брды

И снова ночной марш-бросок. Сильный холодный ветер бьет в лицо, развевает полы шинелей, забирается под тонкие мундиры. В такой мороз до орудия голой рукой не дотронешься - обжигает. Однако среди бойцов Царит такое же радостное возбуждение, как и среди освобожденного гражданского населения, ведь мы шагаем по земле, которую гитлеровские оккупанты присоединили к Германии. Многие дома пустуют; их владельцы, не чувствуя себя здесь законными хозяевами, предпочли уйти вместе с немцами.

Около полудня вступаем в Ленгново. До Быдгощи рукой подать. Виден уже дым пожаров, неумолимо пожирающих город. Разведчики радуются, что наконец-то догнали фронт. Короткий зимний день клонится к вечеру, когда головное охранение полка - наш командир хорунжий Рыхерт, старший сержант Добротливы, сержант Гжещак, капралы Павляк и Олейник, несколько бойцов из батальонной разведки и я - достигает окраины Быдгощи. В городе слышна ружейная перестрелка. Внимательно поглядывая по сторонам, идем по улице. Впереди неясно маячат какие-то фигурки.

- Стой, кто идет?! - громко окликает хорунжий.

- Поляки! Поляки! Не стреляйте! - слышатся молодые голоса.

- Подойдите поближе! - приказывает Рыхерт.

Выясняется, что это ребята в возрасте четырнадцати - шестнадцати лет.

- Что вы здесь делаете в такое позднее время? - спрашивает их хорунжий.

- Войско Польское! Наши! - радостно кричат в ответ юноши и, не обращая внимания на грозные стволы автоматов, бросаются нам па шею. Через минуту-другую они приходят в себя и, перебивая друг друга, рассказывают: - За Брдой - немцы. Люди говорят, что в районе Гданьской улицы видели несколько танков. Недалеко отсюда живет немецкий подполковник жандармерии. Пойдемте покажем.

После недолгого раздумья командир соглашается. Лица ребят сияют.

Осторожно продвигаясь вдоль стен домов, мы углубляемся в город. На улицах ни души, ни звука. Лишь изредка похрустывают под ногами стекла из выбитых окон.

- Его дом вон там, за поворотом, где виден пожар,- объясняет наиболее разговорчивый паренек.

Выходим на вымощенную булыжником небольшую площадь. Рядом, справа, горит многоэтажное здание.

- Здесь он, на третьем этаже,- слышу я голос того же паренька.

Входим в подъезд. Темно хоть глаз выколи. Казимеж Добротливы поджигает газету, которую берег для курева, и мы, освещая ею лестницу, поднимаемся наверх. Ребята предусмотрительно остаются внизу. Вот и третий этаж.