Олег Жиганков - Григорий Распутин: правда и ложь

— Ты прав… Мы должны сражаться до победы.

— Я рад слышать, что ты это говоришь, потому что я знаю нескольких высокопоставленных лиц, которые рассчитывают на тебя, чтобы убедить императора не продолжать более войны.

Он смотрит на меня недоверчивым взглядом и чешет себе бороду. Затем, внезапно:

— Везде есть дураки!

— Что неприятно — так это то, что дураки вызвали к себе доверие в Берлине. Император Вильгельм убежден, что ты и твои друзья употребляют все ваше влияние в пользу мира.

— Император Вильгельм? Но разве ты не знаешь, что его вдохновляет дьявол? Все его слова, все его поступки внушены ему дьяволом. Я знаю, что говорю, я это знаю! Его поддерживает только дьявол. Но в один прекрасный день, внезапно, дьявол отойдет от него, потому что так повелит Бог, и Вильгельм упадет плашмя, как старая рубашка, которую бросают наземь.

— В таком случае, наша победа несомненна… Дьявол, очевидно, не может остаться победителем.

— Да, мы победим. Но я не знаю, когда… Господь выбирает, как хочет, час для своих чудес. И мы еще далеки от конца наших страданий: мы еще увидим потоки крови и много слез…

Он возвращается к своей начальной теме — необходимости облегчить народные страдания:

— Это будет стоить громадных сумм, миллионы и миллионы рублей. Но не надо обращать внимания на расходы… Потому что, видишь ли, когда народ слишком страдает, он становится плох; он может быть ужасным, он доходит иногда до того, что говорит о республике… Ты должен был бы сказать обо всем этом императору.

— Однако же я не могу говорить императору плохое о республике.

— Конечно, нет! Но ты можешь ему сказать, что счастье народа никогда не оплачивается слишком дорого и что Франция даст ему все необходимые деньги… Франция так богата.

— Франция богата потому, что она очень трудолюбива и очень экономна… Еще совсем недавно она дала большие авансы России.

— Авансы? Какие авансы? Я уверен, что это еще один раз деньги для чиновников. Из них ни одна копейка не достанется крестьянам, нет, поверь мне. Поговори с императором, как я тебе сказал.

— Нет, ты сам скажи ему. Ты видишь его гораздо чаще, чем я.

— Мое сопротивление ему не нравится.

Поднимая голову и сжимая губы, он отвечает почти дерзким тоном:

— Эти дела меня не касаются. Я — не министр финансов императора: я — министр его души.

— Хорошо. Пусть будет так! Во время моей следующей аудиенции я буду говорить с императором в том смысле, как ты желаешь» [211] Палеолог М. Дневник посла. С. 256–258. .

Распутин действительно вникает во все. Он предвидит недостаток продовольствия и голодные бунты и требует подвезти больше продовольствия и организовать раздачу хлеба таким образом, чтобы были устранены очереди и не началась паника. Все его советы были практичны и могли быть легко осуществимы, но уже сам факт, что они исходили от него, делал реализацию его программ в целом невозможной.

Гурко, который не любил Распутина, тем не менее вынужден был признаться: «Вред, нанесенный Распутиным, огромный, но старался он работать на пользу России и династии, а не в ущерб им. Внимательное чтение писем императрицы, заключающих множество преподанных Распутиным советов, приводит к убеждению, что среди этих советов, в большинстве случаев азбучных и наивных, не было ни одного, в котором можно усмотреть что-либо мало-мальски вредное для России .

Действительно, что советовал Распутин? „Не ссориться с Государственной думой“, „заботиться о народном продовольствии“, „увеличить боевое снабжение армии“, „беречь людской состав армии до достаточного снабжения войска оружием“. <���…>

В вопросах чисто военных он тоже проявлял обыкновенный здравый разум. Словом, при всем желании найти в его советах что-либо, подсказанное врагами России, — этого не удастся» [212] Гурко В. И. Царь и царица. С. 121. .

В августе 1915 года государь объявил о том, что принимает на себя командование армией вместо великого князя Николая Николаевича. Этого великий русский масон простить не мог ни царю, ни царице, ни Распутину, руку которого за этим отстранением он видел. Кстати, скорее всего, на этот раз его подозрения были напрасны: согласно некоторым документам Григорий вовсе не желал, чтобы царь брал на себя командование армией. Тем не менее против царя и Распутина встал теперь не только старый двор, но еще и правительство.

Генерал Спиридович писал: «На Распутина клеветали, что Старец агитирует за сепаратный мир, что он пользуется покровительством немецкой партии, что за ним числится несколько судебных дел, прекращенных Щегловитовым. Все это была сплошная неправда, но публика всему этому верила» [213] Спиридович А. И. Великая война и Февральская революция. Т. 1. С. 232. .

Все кричали о его неограниченном влиянии, в то время как Григорию Ефимовичу не удалось даже, как он ни старался, освободить от армии своего единственного сына.

«Аня получила из Тюмени от нашего Друга следующую телеграмму: „Встретили певцы, пели пасху, настоятель торжествовал, помните, что пасха, вдруг телеграмму получаю, что сына забирают, я сказал в сердце, неужели я Авраам, реки прошли, один сын и кормилец, надеюсь, пущай он владычествует при мне, как при древних царях“. Любимый мой, что можно для него сделать? Кого это касается? Нельзя брать его единственного сына» [214] Платонов О. А. Николай II в секретной переписке. С. 164. , — писала императрица мужу 20 июня 1915 года.

И три месяца спустя: «Гр. прислал отчаянные телеграммы о своем сыне, просит принять его в Сводный полк. Мне сказали, что это невозможно. А. просила Воейкова что-нибудь для него сделать, как он уже прежде обещал, а он ответил, что не может. Я понимаю, что мальчик должен быть призван, но он мог бы устроить его санитаром в поезде или чем-нибудь вроде этого. Он всегда ходил за лошадьми в деревне; он единственный сын, конечно, это ужасно тяжело. Хочется помочь отцу и сыну. Какие чудные телеграммы Он опять прислал!» [215] Там же. С. 227.

По настоянию царицы, едва оправившись от ранения, 21 августа 1914 года Григорий Ефимович приезжает в Петербург (точнее, уже три дня как переименованный в Петроград), где благодаря хлопотам верной Вырубовой поселяется в квартире на Гороховой улице. Начальник тайной полиции Джунковский тотчас отдает распоряжение, чтобы за каждым шагом старца следили и доносили ему ежедневно. Джунковский, как потом оказалось, обрабатывал и редактировал приносимые ему материалы о «Темном» — такую уничижительную кличку дал он Григорию Ефимовичу.