Коллектив авторов - И было утро... Воспоминания об отце Александре Мене

Его прекрасный могучий баритон звучал не меланхолично, а как‑то удивительно жизнеутверждающе.

Это и его поющий голос напоминает нам:

У калитки дома о. Алсксандра, на том месте, где он умер, теперь всегда лежат живые цветы. И я думаю о том, что вот здесь, на рассвете, когда солнце осветило лес, его дом и две красивые ели перед домом, которые он так любил, его встрепенувшаяся душа увидела сияющий, беспредельный, преображённый мир, и его давно умершая мама, женщина с ангельским лицом, встретила сына на пороге новой жизни…

Деятельная, любящая душа о. Александра ушла в Космос, в ноосферу, где его талантам предстоит получить великое, таинственное пока для нас развитие, где ему суждено получить от Творца новую деятельность, вероятно, аналогичную той, в которой он уже испытал себя. И невольно думается: если О. Александр, образ и подобие Божие, так прекрасен, то как же прекрасен тогда Христос!

«Создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют её» (Мф.16,18).

Девятого сентября после тёмного рассвета наступил очень солнечный день. О. Александр верил, что человечеству предстоит ещё очень долгий путь. Творение продолжается…

Как в Иоанновом Апокалипсисе Дракон пал на землю, так обрушился дьявол на прекрасную голову о. Александра. Кто‑то старательно отводит, уводит ПОКАЯНИЕ от нашего народа — или народ от покаяния — пропагандой, обрядоверием, топором. «Не в чем нам каяться!» — звучит из центральных газет. Страна в кризисе, а кризис — это суд. «Суд — это бессмертная, бесконечная Божия любовь, которая идёт к человеку, встречает его и, когда соприкасается с ним, происходит как бы разряд молнии, потому что свет соприкасается с тьмой, чистое — с нечистым, зло — с абсолютным добром». Но пусть многие говорят Богу: «Нет», Он всегда находит людей, которые скажут Ему: «Да».

Страшна изуродованная судьба нашего народа, велики не только его горе, но и его вина. Но, как парус надежды, звучит голос древнего пророка Исайи: «Наказание мира нашего было на Нём, и ранами Его мы исцелились» (Ис. 53,5).

Если бы так…

А. Андреева, филолог,

Москва

Долгожданный телефонный звонок.

— Доктор? Здравствуй. Это я, Алик… здесь, недалеко. Будешь дома? Выезжаю… Горячая вода у тебя есть?..

Приходило живое Счастье. В шляпе, при бороде, с портфелем, всегда туго набитым книгами и бумагами, — Счастье, сразу бравшееся за телефон, полное забот о ком и о чём угодно, но не о себе, меньше всего беспокоившееся об условностях (какой духовный отец назовёт себя чаду своим детским домашним именем?), — Счастье, которое можно было обнять, усадить за стол, накормить, освежить душем, уложить расслабиться, помассировать (иной раз добирался умученный, отдувающийся, с болями…)

Память земного. Все можно представить, всему поверить кроме того, что этого больше не будет.

Шестнадцать лет назад в Коктебеле, на околопляжной улочке ко мне подошёл светловолосый молодой человек. Представился диаконом Александром Борисовым: «С вами хотел бы познакомиться отец Александр Мень, священник. Он читал ваши книги…»

В обращении диакона была некоторая осторожность.

Странно припоминать: я не только не знал, кто такой Александр Мень, но ни одного живого священника до той поры близко не видел. Полагал, что таковые не водятся в земной жизни, а пребывают где‑то в полунебытии, среди ветхих старушек и шизофреников…

Вечером, с непонятным волнением, ждал гостя.

С диаконом явился человек наружности неожиданной, но будто всю жизнь знакомой — или по какой‑то другой жизни родной…

В лёгком летнем костюме, невысокий, но очень большой. Впечатление такое производилось не телосложением, умеренно плотным; не осанистостью или солидностью, которых совсем не было; даже не великолепной крупнотой головы с сиятельной мощью лба в окладе волнистых чёрных волос, тогда ещё только начинавших седеть.

Величина его не занимала места, а только вмещала. Большим, безмерно большим было его существо. (Можно бы и сказать: психополе, энергополе, но это следствие). Громадное духовное существо — как ещё это назвать?.. Аккорд гармонического полнозвучия. Мягкий без подслащения баритон, с запасом ораторской властной силы. Глаза древнего разреза, крылобровые, в дивных длинных ресницах выбрасывали снопы светожизни. «Господи, да он же красив, — вдруг догадался я. — Царски красив. За такую красоту могут любить…»

С первых секунд забыл, что он священнослужитель, так просто и весело потекла беседа.

Спросил меня:

— К вам, наверное, обращаются не только с болезнями, но и с вопросами — скажем, о смысле жизни?

— Ищу сам, к кому обратиться. О смысле смерти…

— Мы тоже ищем. (Смеющийся взгляд в сторону невозмутимого диакона). У нас, правда, есть одно справочное окошко, в него приходится долго достукиваться. По–нашему это называется молитвой. А вас, может быть, выручает какая‑то философия?

— Для нас подвиг хотя бы доказать, что думающий о смысле необязательно псих.

— Если даже и психически болен, почему не подумать. Безрелигиозная психотерапия — всадник без головы. Медицина без веры — мясная фабрика. Религия и наука противопоставляются лишь темнотой, недоразвитостью; противоречат друг другу лишь в обоюдном незнании или нежелании знать. Истинная религия научна, истинная наука религиозна. Вера — сердечный нерв искусства, литературы, поэзии — даже в отрицании Бога. Человечество выживет (кажется, он сказал: «состоится») лишь в том случае, если между всеми путями к Истине будет налажено сообщение, связь.

Вот главное, что я услышал от отца Александра в тот вечер. Теперь это кажется само собой разумеющимся.

Начались встречи, обмен книгами, переписка.

Дорогой Владимир Львович! Спасибо за добрые слова о моих книгах, хотя во многом они объясняются Вашим расположением. <���…> Относительно нашего возможного диалога — я, разумеется, с большой охотой включился бы в него. Но поскольку Вы. наверное, хотели бы как‑то употребить его для размышлений над собственными трудами и проблемами, то лучше было бы нам уяснить границы. <���…> Как Вы, наверное, помните, Фромм считал, что религия (в том широком понимании, которое ему свойственно) имеет терапевтическое значение для человечества наших дней. Наверно, это было бы наиболее целесообразной канвой для диалога. Вообще же диалоги можно разделить на несколько сортов.