Андрей Кручинин - Адмирал Колчак. Жизнь, подвиг, память

Вопреки предположению современных исследователей об авторстве самой Тимиревой, «поскольку, как известно, стихотворные опыты у нее были», – строки принадлежат Александру Блоку и взяты из его драмы «Роза и Крест», постановка которой готовилась в 1915–1917 годах, но так и не была осуществлена. Возможно, Анна Васильевна воспринимала эти стихи примерно так же, как героиня драмы (согласно пояснительной записке самого Блока): «Радость – любить, страданье – не знать любви». Но адмиралу Колчаку больше подошли бы другие слова той же баллады:

Впереди были и Крестовый поход, и Крестный путь.

Адмирал Колчак не принимал участия в телеграфном совещании Главнокомандующих фронтами, 2 марта поддержавших идею отречения Императора Николая II в пользу Цесаревича Алексея Николаевича при регентстве Великого Князя Михаила Александровича, хотя сами известия о происходившем в столице до него к тому времени уже доходили. «Февральский переворот 1917 г. застал меня в Батуме, – рассказывает Колчак, – где я получил первые известия о нем из шифрованной телеграммы Григоровича, морского министра; в телеграмме сообщалось, что власть взята в руки Временным комитетом Государственной думы. Я доложил об этой телеграмме главнокомандующему Кавказской армией [Великому Князю] Николаю Николаевичу и доложил, кроме того, что должен вернуться вследствие этих известий в Севастополь. На пути в Севастополь было перехвачено германское радио о петроградских событиях, в котором события эти были изображены очень сгущенными красками. Вечером по приходе в Севастополь была мною получена телеграмма Родзянко (М.В.Родзянко – председатель Государственной Думы и глава ее Временного комитета, самочинно образовавшегося в дни февральского мятежа. – А.К.) о происшедшем перевороте. Затем последовали опять перехваченные радио из Константинопольского порта с преувеличенными сведениями о событиях в Петрограде и на фронте. Эти радио побудили меня дать приказ по флоту, чтобы верили только сведениям, исходящим от меня, и я давал по флоту сообщения [о] текущих событиях; этим предупреждено было распространение ложных сведений, тем более что мои сообщения пользовались доверием. Скоро последовали и телеграммы об отречении Николая и затем – от князя Львова (Г.Е.Львов, глава Временного Правительства первого состава, чье назначение формально было проведено указом Императора еще до отречения. – А.К.) – об образовании Временного правительства. По получении этой телеграммы я созвал команды броненосцев “Георгия Победоносца” и “Екатерины”, сообщил им эти телеграммы, заявил, что каковы бы ни были наши убеждения, мы должны подчиниться совершившемуся, продолжить свою работу и оказать новой власти всю необходимую поддержку, приглашал всех к исполнению боевых приказов и заявлял, что я первый подчиняюсь новой власти и поддерживаю ее. Моя речь произвела на команды благоприятное впечатление, и мне дано было обещание по-прежнему вести всю боевую работу».

Впрочем, первое оповещение флота и населения о происходившем на севере было сделано Колчаком еще до окончательного оформления переворота, и надо сказать, что тон этого оповещения был отнюдь не «революционным». Командующий Черноморским флотом вовсе не спешил присоединиться к новому движению, завершал же свой приказ, отданный 2 марта (а опубликованный в газете – 3-го), вполне монархическим призывом:

«В последние дни в Петрограде произошли вооруженные столкновения с полицией и волнения, в которых приняли участие войска Петроградского гарнизона. Государственной Думой образован временный комитет под председательством председателя Государственной Думы Родзянко для восстановления порядка…

В ближайшие дни преувеличенные сведения об этих событиях дойдут до неприятеля, который постарается ими воспользоваться для нанесения нам неожиданного удара. Такая обстановка повелительно требует от нас усиленной бдительности и готовности в полном спокойствии сохранить наше господствующее положение на Черном море и приложить все труды и силы для достойного Великой России окончания войны…

Приказываю всем чинам Черноморского флота и вверенных мне сухопутных войск продолжать твердо и непоколебимо выполнять свой долг перед Государем Императором и Родиной.

Приказ прочесть при собраниях команд на кораблях, в ротах, сотнях и батареях, а также объявить всем работающим в портах и на заводах».

Адмирал Смирнов подчеркивал, что Колчак не стремился пресечь поступление в Севастополь новых известий из столиц, но попытался взять дело оповещения масс в свои руки, что, в общем-то, должно было казаться единственно правильным решением в той обстановке. Созвав совещание флагманов и старших начальников Севастопольской крепости и порта, Командующий «дал указания старшим начальникам сообщать подчиненным о ходе событий, чтобы известия о них приходили к командам от их прямых начальников, а не со стороны, от разных смутьянов и агитаторов». Восторженно отзывался о поведении Александра Васильевича в первые дни революции генерал А.И.Верховский, тогда в чине полковника занимавший должность начальника штаба Черноморской дивизии. «Наш командующий флотом адмирал Колчак поступил превосходно, – читаем мы в его дневнике. – Чувствуя нарастающее на кораблях и в полках волнение, он приказал прибыть к нему по два выборных от корабля и полка. Долго и обстоятельно говорил с ними, просто и откровенно рассказал все, что произошло в Петрограде, и в заключение наметил свою главную цель: “перед лицом врага сохранить боевую силу Черноморского флота”. Делегаты встретили его речь очень сочувственно. Они сами еще не знают толком, чтó они должны делать и к чему стремиться. Речь адмирала сразу дала направление умам. Прощаясь, он разрешил делегатам собираться в здании полуэкипажа для обсуждения своих нужд и о результатах ставить его в известность… Этот шаг его сразу определил основную линию поведения масс. Вместо борьбы они встретили доверие, доброжелательство, встретили и разумное руководство. Вместо того, чтобы нарастающая революционная энергия направлялась на борьбу с властью, она направится на подавление анархических сил, вырастающих из глубин темной недоверчивой массы». Сам Верховский принял перемены с энтузиазмом (что и позволило ему сделать неплохую революционную карьеру, вплоть до поста военного министра в одном из последних составов Временного Правительства); ну, а что можно сказать о позиции Колчака, если смотреть на нее не глазами революционного полковника?