Том Бауэр - Формула-1. История главной автогонки мира и её руководителя Берни Экклстоуна

— С меня хватит, — заявил Лауда. — Я своё отъездил.

— С ума сошёл? Мы же только что подписали контракт на Два миллиона.

— Мне надоело носиться по кругу. Хочу заняться чем-нибудь ещё.

— Подумай как следует, — спокойно сказал Экклстоун. — Ты принимаешь серьёзное решение.

— Я его уже принял, — ответил Лауда.

— Ладно. Оставь шлем и комбинезон.

— Зачем? — удивился австриец.

— Отдам твоему преемнику.

Экклстоун бросился в паддок и наткнулся там на бесцельно бродящего аргентинца Рикардо Зунино.

— Теперь ты пилот «Брэбхэма», — заявил Экклстоун, хотя никаких шансов чего-то добиться у Зунино не было.

Когда стемнело, Лауда уже летел из Монреаля в Лонг-Бич покупать «Дуглас DC10» для своей только что созданной авиакомпании.

Экклстоуну пришлось искать нового пилота. Он предложил Джеки Стюарту 2,5 миллиона долларов за сезон, но тот уже шесть лет как закончил карьеру и отказался. В итоге Экклстоун остановился на двадцатишестилетнем бразильце Нельсоне Пике, с которым познакомился в 1977 году в Монце. Тот пришёл к нему в моторхоум с контрактом на гонку «Формулы-3».

— Вы не посмотрите мой контракт? — попросил Пике.

— Если из тебя выйдет толк, то потом сильно пожалеешь, — сказал Экклстоун, проглядев соглашение. — Подпишешь — и застрянешь там на три года.

Экклстоун очень красивым и разборчивым почерком вписал недостающий пункт. Впоследствии этот жест доброй воли помог ему заполучить Пике в «Брэбхэм» на последнюю гонку 1978 года.

— Внизу напиши: «Я прочёл на английском и всё понял», — велел бразильцу Экклстоун и сунул единственный экземпляр в портфель, а потом добавил: — Кстати, заплачу я тебе пятьдесят тысяч.

У Экклстоуна незаменимых почти не было и никто не получал хотя бы пенсом больше, чем заслуживал. Лауду можно заменить, а вот Гордон Мюррей — совсем другой случай. Чтобы одолеть глобальные проблемы «Брэбхэма», ему требовалась помощь, и, как водится, проще всего оказалось увести у противников конструктора со свежими идеями. В «Брэбхэм» перешёл новозеландец Алистер Колдуэлл, двенадцать лет успешно трудившийся в «Макларене».

Колдуэлл сразу понял, что они с Экклстоуном «кружат друг перед другом, как боксёры, и долго это не продлится». В чессингтонской штаб-квартире «Брэбхэма» царила атмосфера строжайшей экономии. Не желая тратить лишнего, Экклстоун запретил чайники, ведь когда механики пьют чай, они не работают. Он по-прежнему фанатично следил, выключают ли его сотрудники свет. Как-то Колдуэлл установил флюоресцентные лампы, чтобы проектировщики не напрягали зрение, работая с чертежами. Экклстоун их выключил, а Колдуэлл снова включил. Экклстоун вышел из себя. Ситуация усугублялась его стремлением всё контролировать. Берни был только рад, когда Колдуэлл стал свидетелем его гнева уже при других обстоятельствах. Как-то раз, подъехав к своему дому на набережной принца Альберта, он увидел, как на его месте припарковался какой-то «ягуар». Водитель бросил: «Сейчас вернусь», — и убежал. Тогда Экклстоун на своём «мерседесе» въехал прямо в «ягуар» и поднялся к себе забрать сумку. Вернувшись, он молча прошествовал мимо водителя, поражённого видом разбитой машины, сел в свой автомобиль и уехал. Много лет спустя Экклстоун отрицал, что такое происшествие имело место, однако, когда историю опубликовали, возражать не стал.

Во вспышках гнева проявлялось его недовольство Колдуэллом. На Гран-при Канады 1980 года Колдуэлл не выполнил указание Экклстоуна сменить двигатель на машине, предназначенной для квалификации. Когда Пике разбил свой болид, ему пришлось пересесть на машину со старым двигателем, и шансы на победу были упущены.

В другой раз они схлестнулись на Гран-при Бразилии. Экклстоун хотел поставить дождевую резину, но Колдуэлл настоял на «сликах». Пике шёл первым, но потом начался дождь, и гонку он проиграл. Дела «Брэбхэма» всё не шли на лад. Экклстоун винил во всём Колдуэлла, считая, что тот не выкладывается по полной. Расстались они в 1981 году плохо, во многом из-за спора насчёт причитающегося Колдуэллу бонуса. «Нудный коротышка, несчастный болван, — бесновался Колдуэлл, — настоящая его фамилия — Экклштейн. Папаша наверняка был мультимиллионером и владел флотилией траулеров, а сынок сосёт миллиарды из гоночных команд».

Колдуэллу и прочим критикам казалось, будто процветание Экклстоуна основано на мошенничестве. Они обращали внимание, что он поставлял командам английские шины «Эйвон» за наличные. Француз Жан-Франсуа Монье развозил покрышки по европейским автодромам, собирал деньги и клал на счета в разных банках. Прошёл слух, что Экклстоун затеял побочный бизнес и уходит от налогов. Потом Монье умер от рака, и Экклстоун нехотя пояснил: «Жан управлял делами по моему поручению. Он занимался всем, что требовалось. Иногда платил деньги, иногда — получал». Возможно, Экклстоун просто не доверял командам и не желал поставлять им покрышки в кредит. Он вообще не любил ничего объяснять. Безотчётно стремясь всегда хранить тайну, он сбивал интервьюеров с толку, напуская на формулическое братство побольше тумана. Это играло ему на руку. Неопределённость мешала завистливым конкурентам разобраться, сколько же точно он зарабатывает в ФОКА. По мере роста своего состояния Экклстоун всё чаще поощрял нелепые слухи, лишь бы отвлечь внимание от реального положения вещей.

Другие автодельцы не могли понять, как их соратник вдруг разбогател. Говаривали, что бывший гонщик «Формулы-3» Рой Джеймс по кличке Проныра, который увозил бандитов после ограбления поезда Глазго—Лондон, был как-то связан с Экклстоуном. После истории про билеты для Ронни Биггса на стойке бразильского отеля пошли слухи, будто Экклстоун разбогател на этом ограблении, которое сам же и спланировал. Поскольку даже полиция не могла поверить, что с такой лёгкостью задержанные ею люди и есть настоящие организаторы, в причастности к преступлению заподозрили Экклстоуна.

Рой Джеймс познакомился с Экклстоуном в 1970 году. 6 сентября он написал из тюрьмы «Паркхерст» Грэму Хиллу с вопросом, сможет ли он, бывший гонщик, вернуться в автоспорт после освобождения. Через три года Джеймс вышел из тюрьмы и снова связался с Хиллом, а тот передал его просьбу своему тогдашнему боссу Экклстоуну. Берни был заинтригован и попросил менеджера команды устроить Джеймсу тест-драйв. Результаты подтвердили опасения Экклстоуна: Джеймс был уже староват; однако они всё же встретились, и, узнав, что его собеседник по профессии ювелир, Экклстоун заказал ему серебряный кубок для «Формулы-1». Это мимолётное знакомство породило слухи, будто бы Экклстоун обязан своим богатством тому самому ограблению. Первому из упомянувших об этом журналистов пригрозили судебным разбирательством. Столь жёсткая реакция лишь укрепила подозрения. Хитрец Экклстоун не стал возражать против дурной славы. «С чего бы мне грабить поезд, в котором всего миллион фунтов? Даже на зарплату одному пилоту не хватит. Но если люди так думают — ничего страшного» — эти слова ничуть не поколебали его суровую, зловещую репутацию. Ему очень понравился ответ одного приятеля какому-то газетчику: «Не злите Берни в своих статьях, а не то вдруг окажетесь в одной из опор новой эстакады на шоссе M4». Такой имидж сослужил ему хорошую службу во время Гран-при Испании, через год после ссоры с Балестром в Южной Африке. Как сказал тот же приятель: «Берни ни перед чем не останавливался. Он всегда был хитрее других».