Иван Кожедуб - Верность Отчизне. Ищущий боя

Отношение Кожедуба к машине приобретало черты религии, той ее формы, что носит название аниматизма. « Мотор работает четко. Самолет послушен каждому моему движению. Я не один — со мной боевой друг », — в этих строках отношение аса к самолету чуть ли не как к одушевленному существу. И это не поэтическое преувеличение, не метафора. Подходя к машине перед вылетом, Кожедуб всегда находил для нее несколько ласковых слов, в полете разговаривал как с товарищем, выполняющим важную часть работы. Ведь, помимо летной, трудно найти профессию, где судьба человека больше бы зависела от поведения машины.

Всего за войну он сменил 6 «лавочкиных», и ни один самолет не подвел его. И он не потерял ни одной машины, хотя случалось гореть, привозить пробоины, садиться на усеянные воронками аэродромы.

Из его машин наиболее известны две. Одна — Ла-5ФН, построенная на деньги колхозника-пчеловода В. Конева, с яркими, белыми с красной окантовкой, надписями по обоим бортам (а ведь летчики особенно не любили броских примет), имела удивительную фронтовую судьбу. На этом истребителе Кожедуб провоевал май — июнь 1944 г., сбив 7 немецких самолетов. После его перевода в 176-й гиап на этой машине несколько боевых вылетов совершил П. Брызгалов, а затем К. Евстигнеев, уничтоживший на ней еще 6 вражеских самолетов.

Другой прославленный истребитель Кожедуба — Ла-7, бортовой номер 27 — сегодня можно увидеть в Музее ВВС (Монино). На нем Иван Никитович летал в «маршальском» гиап , на нем закончил войну, на нем сбил 17 вражеских машин.

А всего за годы войны Кожедуб совершил 330 боевых вылетов, провел 120 воздушных боев, лично сбив 62 самолета, — это лучший результат в авиации союзников.

О своем боевом пути Иван Никитович подробно рассказал в этой книге. Добавим то, о чем он, по различным причинам, не мог написать.

Так, Кожедуб не упомянул, что один из офицеров полка, замкомэска Тимофеев, сбитый еще в начале войны, был перевербован в плену немцами и, по возвращении на фронт, довольно нагло пытался наладить подрывную работу. Наглость и сгубила его — еще до начала интенсивных боев он был арестован Смершем. В одном из парных боевых вылетов Тимофеев пытался поставить Кожедуба в безвыходную ситуацию, но то ли приобретенное мастерство, то ли предопределенность спасли Ивана Никитовича… А вообще за годы войны Кожедубу довелось летать в паре с добрым десятком летчиков — чаще других с В.Ф. Мухиным и В.А. Громаковским, — причем он не потерял никого из своих ведомых.

К сожалению, мало пишет он и о том, что среди летчиков полка был человек, ставший для него живым примером, — Кирилл Алексеевич Евстигнеев. Этот ас почти всю войну опережал Кожедуба по числу официальных побед, уступив ему первенство только в 1945 году.

И, наконец, еще один малоизвестный факт, о котором Ивану Никитовичу пришлось умолчать в мемуарах. В самом конце войны Кожедуб пополнил свой боевой счет еще и двумя американскими истребителями Ф-51 «Мустанг», которые по ошибке попытались атаковать его над Берлином, но были немедленно сбиты при отражении атаки. Как рассказывал мне сам Иван Никитович, 17 апреля 1945 года, встретив в воздухе «Летающие крепости» союзников, он заградительной очередью отогнал от них пару «мессершмиттов», но через секунду сам был атакован американскими истребителями прикрытия.

«Кому огня? Мне?! — с возмущением вспоминал Кожедуб полвека спустя. — Очередь была длинной, с большой, в километр, дистанции, с яркими, в отличии от наших и немецких, трассирующими снарядами. Из-за большого расстояния было видно, как конец очереди загибается вниз. Я перевернулся и, быстро сблизившись, атаковал крайнего американца (по количеству истребителей в эскорте я уже понял, кто это) — в фюзеляже у него что-то взорвалось, он сильно запарил и пошел со снижением в сторону наших войск. Полупетлей выполнив боевой разворот, с перевернутого положения, я атаковал следующего. Мои снаряды легли очень удачно — самолет взорвался в воздухе…

Когда напряжение боя спало, настроение у меня было совсем не победным — я ведь уже успел разглядеть белые звезды на крыльях и фюзеляжах. «Устроят мне… по первое число», — думал я, сажая машину. Но все обошлось. В кабине «Мустанга», приземлившегося на нашей территории, сидел здоровенный негр. На вопрос подоспевших к нему ребят, кто его сбил (вернее, когда этот вопрос сумели перевести), он отвечал: «Фокке-Вульф» с красным носом… Не думаю, что он тогда подыгрывал; не научились еще тогда союзники смотреть в оба…

Когда проявили пленки ФКП [2] ФКП — фотокинопулемет. , главные моменты боя оказались зафиксированы на них очень четко [3] Вы можете видеть эти уникальные кадры на первой вкладке. . Пленки смотрело и командование полка, и дивизии, и корпуса. Командир дивизии Савицкий, в оперативное подчинение которому мы тогда входили, после просмотра сказал: «Эти победы — в счет будущей войны». А Павел Федорович Чупиков, наш комполка, вскоре отдал мне эти пленки со словами: «Забери их себе, Иван, и никому не показывай».

Это было одно из нескольких боевых столкновений советской и американской авиации, случавшихся в 1944-45 годах…

После окончания войны гвардии майор Кожедуб был направлен в Академию ВВС в Монино [4] Вместе с Кожедубом в Академию ВВС были приняты дважды Герои Советского Союза летчики-истребители Н.Д. Гулаев, А.Е. Боровых, С. Д. Луганский, штурмовики Т.Я. Бегельдинов и Л.И. Беда, еще более 50 слушателей были Героями Советского Союза. Три выпускника из числа слушателей 22-го приема (в Академии ВВС выпуски считались по номеру приема) стали маршалами авиации (Кожедуб, Кирсанов, Силантьев), 44 — генералами. Заметим, что в следующем, 23-м приеме было еще больше Героев и дважды Героев Советского Союза — 111 человек — в этом отношении он стал рекордным. Недаром тот прием прозвали «золотой ордой». . В ноябре 1945 года в монинской электричке он встретил красавицу десятиклассницу Веронику и вскоре сделал ей предложение. 2 января они расписались и отметили это событие (свадьбой его назвать трудно) в одном из штабных помещений аэродрома Теплый Стан.