Владимир Дайнес - Жуков. Рожденный побеждать

Сиднев на допросе признал, что он «набросился на легкую добычу и, позабыв об интересах государства, которые… надлежало охранять, стал обогащаться. Как ни стыдно теперь об этом рассказывать, но мне ничего не остается, как признать, что я занимался в Германии воровством и присвоением того, что должно было поступить в собственность государства». Далее арестованный сказал, что над ним стоял генерал И. А. Серов, который был приближен к Жукову.

В свою очередь Серов, чувствуя, что у него горит почва под ногами, направил 8 февраля 1948 г. объяснительную записку Сталину, в которой обвинил Министерство госбезопасности во главе с Абакумовым в том, что оно стремится свести с ним личные счеты {686} 686 См.: Краснов В. Г. Неизвестный Жуков. С. 491–497. .

«Сейчас для того, чтобы очернить меня, — писал Серов, — Абакумов всеми силами старается приплести меня к Жукову. Я этих стараний не боюсь, т. к., кроме Абакумова, есть ЦК, который может объективно разобраться. Однако Абакумов о себе молчит, как он расхваливал Жукова и выслуживался перед ним как мальчик. Приведу факты, товарищ Сталин.

Когда немцы подошли к Ленинграду и там создалось тяжелое положение, то ведь не кто иной, как всезнающий Абакумов распространял слухи, что „Жданов в Ленинграде растерялся, боится там оставаться, что Ворошилов не сумел организовать оборону, а вот приехал Жуков и все дело повернул, теперь Ленинград не сдадут“».

Очерняя Жукова, Серов явно перестарался в доказательствах относительно тесной дружбы между Абакумовым и Георгием Константиновичем. Ведь именно ведомство Абакумова по указанию Сталина продолжало активно раздувать «дело Жукова». Был арестован Герой Советского Союза генерал-лейтенант В. В. Крюков. Уже значительно позднее, в апреле 1953 г., Крюков описывал, как из него, в прямом смысле слова, выбивали показания о связях с Жуковым:

«Были также составлены протоколы, что я везде и всюду восхвалял Жукова и, наконец, что я укрывал преступления Жукова, но какие преступления, я до сих пор не знаю. Вначале я категорически отказался подписать эти протоколы. Посыпались вновь различные репрессии, и я, надо прямо сказать, смалодушничал. Уж очень тяжелое состояние у меня было.

Избитый, голодный, приниженный, бессонные ночи давали тоже себя знать. Я не выдержал и подписал. До сих пор я себе простить не могу. Но у меня теплится надежда, что придет время и я смогу сказать правду, почему я подписал» {687} 687 Цит. по: Краснов В. Г. Неизвестный Жуков. С. 502. .

Копию своего письма в ЦК КПСС Крюков направил Жукову, и Георгий Константинович переслал ее Хрущеву с запиской: «Крюкова В. В. знаю с 1931 г. как одного из добросовестнейших командиров, храброго в боях против гитлеровских захватчиков. Прошу Вас, Никита Сергеевич, по заявлению Крюкова дать указание» {688} 688 Цит. по: Сульянов А. К. Маршал Жуков. Слава, забвение, бессмертие. — Мн.: Харвест, 2002.С. 315. . Вскоре Крюков был освобожден и вернулся в Москву. Вместе с ним вернулась и его жена — известная певица Лидия Русланова, которая была арестована в сентябре 1948 г. и осуждена по стандартному обвинению в «антисоветской пропаганде».

После разбирательства по делу своего адъютанта Семочкина Жуков перенес сердечный приступ и в течение месяца лечился в Кремлевской больнице. 12 февраля 1948 г. он выехал в Свердловск, чтобы вступить в должность командующего войсками Уральского военного округа. Здесь он находился в течение пяти лет.

Урал встретил сильными морозами — ниже 30 градусов. Георгий Константинович, по свидетельству очевидцев, был в хорошем настроении, шутил. По крайней мере, внешне не было заметно, что он подавлен или чем-то обижен. На деле назначение на этот округ было связано со стремлением окончательно унизить прославленного маршала. В состав округа входило несколько бригад и те половина кадрированные. По статусу округ внутренний, нет здесь близко границы, держать развернутые дивизии нет необходимости. Жуков, верный своему принципу учить войска тому, что необходимо на войне, много внимания уделял боевой подготовке. Так, осенью 1948 г. под его руководством были проведены учения по отработке действий мотомеханизированных частей с преодолением водных преград.

Отношение Сталина к Жукову постепенно смягчалось. В марте 1950 г. Георгию Константиновичу разрешили баллотироваться на выборах в Верховный Совет СССР. Он старался везде демонстрировать, что доволен своим положением. В июле Абакумов докладывал Сталину: в беседе с гастролировавшими в Свердловске артистами Большого театра Жуков говорил, что ему «везде хорошо», и радовался, что за него так здорово голосовали на выборах в Верховный Совет. В Свердловске было немало ссыльных и бывших заключенных, и этот контингент, полагал маршал, голосовал за него особенно активно: «Вот где у меня друзья!» И добавил с опаской: «Как бы меня к ним не приобщили».

Любил Георгий Константинович посещать театры и концерты, общаться с артистами. На одном из выпускных вечеров в Свердловской спецшколе ВВС он обратил внимание на выступление курсанта Штоколова, который прекрасно исполнил «Грустные ивы» М. Блантера и «Эх, дороги» О. Новикова. Жуков поблагодарил выпускника за пение и сказал: «Таких, как ты, в авиации много, а тебе надо петь». Эти слова оказались пророческими. По распределению Штоколов попал в Серпуховское училище ВВС, но вскоре туда пришло распоряжение Жукова: «Курсанта Штоколова Б. Т. направить на дневное отделение консерватории». Так начинался творческий путь будущего народного артиста.

О знакомстве, произошедшем в Свердловске, и отношениях Жукова с Г. А. Семеновой, которая была моложе его на тридцать лет, вспоминает их дочь Мария, родившаяся в июне 1957 г. «Отец писал в своем дневнике, что при первой встрече не обратил на маму никакого внимания (он болел, и мама лечила его на дому). Когда ему стало лучше, он заинтересовался ее жизнью, семьей, увлечениями. Ему понравилась ее скромность, но особенно, как он сам признавался, красивые, теплые, зеленые глаза. В них всегда таилась какая-то неповторимая грусть…

Мама была хороша собой, в ней все было гармонично: богатый внутренний мир, необыкновенная доброта, красивое лицо, стройная фигура, легкая походка, особая манера говорить. Отец тогда выглядел моложаво, лицо свежее, живое, блестящие глаза, статность. Поначалу маму смутило его внимание. Она, как могла, избегала встреч, но отец был настойчив. Галина стала его самой сильной в жизни любовью, хотя и поздней».

Георгий Константинович писал Галине Александровне из Гурзуфа в сентябре 1952 г.: «До сих пор нахожусь под очарованием последней встречи с тобой, моя Галюсенька!.. Родная моя, как жаль, что нет здесь тебя. Мне не хватает тебя, без тебя я скучаю… Пусть тебя хранит моя любовь, моя мечта о тебе…»