Арсений Замостьянов - Гений войны Суворов. «Наука побеждать»

У сражения при Фидониси был и эпилог: 5 июля турецкий флот вышел к Ак-Мечети, где был встречен русскими судами, принудившими турок к отступлению сначала к Херсонскому мысу, а с 6 июля — к румелийским берегам.

Теперь турецкий флот не представлял угрозы для Екатеринославской армии Потёмкина, осаждавшей Очаков и контролировавшей Кинбурн. Суворов был убеждён, что пришло время для штурма. Можно предположить, что после кинбурнской победы, осыпанный наградами и прочей царской милостью, когда казалось, что до фельдмаршальского жезла рукой подать, Суворов переоценил своё влияние на Потёмкина. После Кинбурна можно было поверить, что великий администратор Потёмкин считает Суворова, говоря условно, своим военным министром, который вправе навязывать собственную тактику. А Потёмкин — человек с немалым боевым опытом и сложившимися взглядами на стратегию и тактику войны. Личность амбициозная, он не выносил давления от подчинённых. И, возвышая до небес кого-либо из генералов после знаменательных побед, умел держать их на почтительной дистанции, зная свою цену второго человека в государстве.

Кинбурнская победа позволила Потёмкину приступить к более активным боевым действиям у стен Очакова, активизировав «осаду Трои», как иронически называл очаковское стояние отодвинутый в тень Пётр Александрович Румянцев. Под Очаков прибыл и Суворов, уже составивший для фельдмаршала Потёмкина план генерального штурма. Суворову вверили четыре гренадерских батальона на левом крыле русских сил: не более 2500 человек. Кинбурнский победитель приступил к учениям, готовил гренадер к штурму. С утра до вечера они оттачивали мастерство штыкового боя. К нему приглядывались и русские офицеры, и иностранцы: знаменитость! Но стоять под Очаковом Суворову пришлось недолго. В одном из докладов генерал-аншефа Потёмкину содержался по-суворовски эмоциональный эскиз продуманного штурма: «Осада Очакова. 1. Формальная. Траншеи (лутше назад), параллели, контрмины, бреши, штурм. Ложемент — материалы. 2. Бить брешь с флота в нижнюю стену. Успех, штурм. 3. Соединяя оба, лучше прежде занять ретраншемент. Но — елико можно, без траншеи, ложементом! Выручка. На неё корпус в поле, примечательной. Бить!» Этот план предполагал уничтожение главных турецких сил, которые стянулись бы к Очакову, и штурм крепости с моря и с суши. Перед дерзким штурмом ослабленный очаковский гарнизон не смог бы устоять. Но нужно было выманивать и бить турок, истощая их силы в бою, а не осадой. Доводы Суворова выглядели вполне убедительно, и через несколько лет, когда нужно будет во что бы то ни стало приступом брать Измаил, Потёмкин вспомнит о возможностях Суворова. Но в 1788-м командующий Екатеринославской армией не думал торопиться, вёл секретные переговоры с турками, надеялся, что османы дадут слабину, и на крайний случай ждал более благоприятных условий для штурма.

Длительная осада продолжалась, очаковский гарнизон уже ощущал угрозу голода. Потёмкин медлил с решительными действиями, Румянцев его высмеивал, да и Суворов терял спокойствие. Тут-то Александр Васильевич и попал в беду. Отражая вылазку двухтысячного турецкого отряда в русский лагерь, Суворов с фанагорийским гренадерским полком, нарушая планы главнокомандующего, ворвался в позиции турок, надеясь на поддержку других русских войск, на штурм Очакова. Казалось, близка победа, но поддержки Суворов не дождался, атаку фанагорийцев турки отбили, и герой покинул поле боя с тяжелой раной: в шее застряла пуля. Рана воспалилась, Суворов тяжело и долго болел: особенно болезненными были объяснения с Потемкиным, писавшим Екатерине об очаковском инциденте в откровенном личном письме: «…Перед приходом капитан-паши Александр Васильевич Суворов наделал дурачества немало, которое убитыми и ранеными стоит четыреста человек…» А в солдатской памяти осталось мужество раненого героя, стремившегося на поле боя, несмотря на боль. Об этом была сложена песня «Суворов ранен»:

Полгода Суворов приходил в себя, залечивая раны, а в 1789 г. его перевели в армию фельдмаршала Румянцева. Вскоре Румянцев был отставлен, общее руководство осталось за Потемкиным, но Суворов продолжал отдавать рапорты и отставленному Румянцеву, проявляя ученическую верность и свободный дух.

Попытаемся восстановить перипетии этого драматического эпизода. Осадную дугу (окружить Очаков мешало море) Потёмкин разделил на три участка. Правым крылом командовал генерал-аншеф И.И. Меллер, который будет главным сподвижником Потёмкина в длительной осаде и штурме Очакова. Центр дуги контролировали войска генерал-аншефа Н.В. Репнина, а левым крылом командовал герой кампании 1787 г. генерал-аншеф А.В. Суворов. В ведении Суворова были четыре гренадерских батальона общим числом 2356 человек. В группировке Суворова действовал и казачий отряд полковника Петра Скаржинского, дежуривший ближе к стенам Очакова.

27 июля, в два часа пополудни турецкий отряд сделал вылазку из крепости и напал на казачий пикет. То были бугские казаки полковника Петра Скаржинского. Он располагал сотней спешенных казаков и шестью десятками конников. Из крепости на казаков вылетело полсотни всадников. Этот отряд прикрывал скрытно двигавшихся на Скаржинского пять сотен пеших янычар. Скаржинский смело атаковал турок — атака захлебнулась. Он перестроил свои скудные силы и напал вторично, но вынужден был отступить, теряя людей.

Получив сведения о турецкой вылазке, Суворов быстро послал на выручку казакам сотню фанагорийцев — и стал готовить атаку. За фанагорийцами на место сражения выступил гренадерский батальон подполковника Фишера. Командовать русскими силами в схватке Суворов поручает генерал-майору И.А. Загряжскому, но сам бросается в бой. Силы были подтянуты с обеих сторон — и завязалось сражение, в котором с турецкой стороны приняло участие 3000 солдат. Во главе гренадер Фишера сражался сам генерал-аншеф — и гренадеры потеснили янычар. Вряд ли мы преувеличим, предполагая, что в этом бою Суворов думал о штурме Очакова — если бы его поддержали войска Репнина и Меллера, можно было ворваться в крепость и покорить её. В пылу схватки Суворова опасно ранили в шею, и он не мог продолжать баталию. Сказывали, что крещёный турок, сперва ходивший в денщиках у русских, а незадолго до вылазки бежавший в турецкий лагерь, указал туркам на знаменитого генерала — и янычары сознательно охотились за «Топал-пашой». Наконец, гренадеры-фанагорийцы штыковой атакой потеснили турок и те поспешили ретироваться. Потери русских были в 3 раза ниже турецких, но оказались тяжёлыми: 154 человека убитыми и 211 раненых… Потёмкин был категорически недоволен исходом боя. По версии противников князя Таврического, он боялся, что Суворов неожиданным штурмом Очакова отнимет у командующего лавры, и потому не дал генерал-аншефу подкрепления. Думаем, что резоннее иное объяснение — последовательный сторонник осторожной тактики, Потёмкин искренне считал авантюрный порыв Суворова вредным и разорительным для русской армии.