Дмитрий Лоза - Танкисты Великой Отечественной (сборник)

Он зачитал текст приказа наркома обороны о том, что выявлены случаи создания военнослужащими Красной Армии так называемых черных складов, и о том, что такое положение дел недопустимо и требуется навести порядок, а допустивших нарушения привлечь к самой строгой ответственности. Я сидел как на иголках: «Боже мой! Мы же все из машин сгрузили, сделали склады. У меня и свиньи, и стадо коров, что мы у хозяина реквизировали! Что же делать? Как же спрятать все это добро? Это же тонны!» А комбриг продолжал:

— Сейчас представители военной прокуратуры поедут в ваши подразделения проверять наличие «черных складов». Вы обязаны все им показать.

Я про себя подумал: «Хана!», выскочил с совещания, как ошпаренный, и помчался в батальон. В штабе меня уже ждал представитель подполковник юстиции. Я вбежал:

— Командир танкового батальона капитан Брюхов.

Подполковник представился.

— Цель нашего приезда сказали? — доброжелательно спросил он.

— Сказали.

— Когда приступим к осмотру расположения батальона? Сейчас или завтра?

— Лучше завтра, часиков в 10–11, — умоляюще попросил я.

— Это поздно. Давай в девять! — На этом он уехал.

Что делать? Я собрал весь личный состав, поставил задачу, и работа закипела. Подогнали и загрузили все грузовики, отогнали стадо коров километра за четыре, чтобы не слышно было, как они мычат. Свиней надо было забивать: два десятка их постреляли, я собрал всех, кто умел свежевать туши, и до утра мы разделывали мясо и солили его в бочках, благо соли было достаточно. Я также приказал давать мясо солдатам: пусть едят, сколько хотят, — и через два дня у меня весь батальон сидел в туалете, как дед Щукарь в «Поднятой целине». Часов в шесть утра мы все закончили, я прилег отдохнуть и только заснул, старшина меня будит:

— Товарищ командир, коровы обратно пришли.

А времени уже девятый час!

— Загони их в сарай, пусть будут там.

Подполковник приехал ровно в девять:

— Давай начнем. У вас свиньи есть?

— Нет.

— А свинарник зачем?

— Он пустой стоит.

— Коровы?

— Нет.

— Хорошо. Склад где?

— Вот склад.

— Что-то у вас тут так натоптано?

— Не успели убраться.

— Давай пересчитаем и взвесим все продукты.

Взвесили — перца не хватает, соли больше. Консервы посчитали. Подписали акт осмотра. Время уже к полудню, в сарае мычат недоеные коровы. Проверяющий говорит:

— Это чьи коровы?

— Да не наши, хозяина.

— Хорошо. У вас все в порядке. — Сел в машину и уехал.

Тут ко мне подходит хозяин. Я говорю:

— Выгоняйте коров.

— Это мои коровы! Вы же сказали, что это мои коровы! Если не отдадите, я доложу вашему начальству!

Как этот засранец понял, не зная русского языка, что я сказал подполковнику?! Этого я до сих пор не пойму, но делать было нечего — пришлось «вернуть ему его коров».

Очевидно, действуя по наводке, в батальоны Отрощенко и Саркисяна они с проверкой не пошли, зато нагрянули к командиру мотострелкового батальона Доценко. И там события приняли совсем другой оборот.

— Как у вас?

— Все в порядке (они тоже все спрятали).

— Ну, что у вас есть?

— Ничего нет.

— Хорошо, тогда садитесь, поедем.

У меня все в доме было, а у него — в лесу на берегу Дуная. Подъезжают они с проверяющим, навстречу солдат:

— Товарищ капитан, дежурный такой-то. Коровы в порядке!

— Ну, а вы говорите, что у вас нет ничего.

Кроме того, у него нашли землянку, а там много разного барахла: красивая обувь, золото и серебро, люстры, картины, материалы, — которое он выменял для себя. Доценко начал было говорить, что это не его, тогда вызвали старшину.

— Что это?

— Это мне приказал командир батальона.

Его арестовали и судили. Командир бригады назначил меня народным заседателем от имени бригады.

— Я не могу, — заартачился я. — Как я ему в глаза буду смотреть? Ведь у меня такие же склады были, как и у него. Захотели бы меня привлечь — привлекли!

— Ничего, ничего, ты все же молодой, выкрутишься как-нибудь.

И вот судебное заседание. Я сижу, он сидит передо мной на стуле. Заслушали дело. Председатель объявил, что суд удаляется на совещание. Я знал, что, если кто-то один из состава суда не согласен с приговором, решение не может быть принято. Я ухватился за этот пункт. Когда началось обсуждение, председатель трибунала говорит:

— По совокупности совершенных преступлений, я считаю, его надо приговорить к 12 годам лишения свободы.

Тут уже я вступился:

— Как 12 лет?! Человек прошел войну, награжден орденами и медалями. А сейчас его всего лишить?

— Он будет осужден на 12 лет, а как участник войны он подпадает под амнистию, которой предусмотрено уменьшение срока в два раза. То есть он будет лишен свободы на срок 6 лет. Ну а там поработает, и ему сразу снизят.

— Давайте лучше так: присудим ему 6 лет лишения свободы, а с амнистией получится 3 года!

Бились, бились, но я отстоял свою точку зрения. Когда вынесли приговор, Доценко сник, заплакал. Тут же под конвоем его увели, но его умоляющий взгляд меня долго преследовал, хотя я считал и считаю, что сделал для него все, что мог… Отсидев положенное время, он вышел, восстановился на службе и продолжал служить на Украине.

Несмотря на эти перипетии с проверкой, батальонный городок был достроен. Из вагонки были сооружены домики на каждый взвод, ленинская комната в виде кремлевской башни и другие постройки. Когда комбриг приехал и посмотрел, то всем командирам батальонов поставил это на вид. Когда городок был готов, батальон совершил короткий трехкилометровый марш. Участвовать в этом мероприятии приехал начальник политотдела бригады Негруль. Мы погрузились, и нас вышли провожать хозяйка и обе ее дочери; хозяин остался в доме. Хозяйка плачет и все остановиться не может. Начальник политотдела спрашивает:

— А что она плачет?

Я не нашелся, что сказать, а Вася Селифанов говорит:

— Товарищ полковник, видать, очень жалеет, что мы уезжаем.

Негруля это так потрясло — вчера были врагами, а тут настолько привыкли друг к другу, что плачут при расставании! В дальнейшем на каждом совещании он говорил, что так надо выстраивать отношения с местным населением, как это делает Брюхов. «Вот он переезжал, а хозяйка плакала, так жалко ей было». Но когда мы разместились на новом месте, я спрашиваю Васю:

— Слушай, так что она плакала?

— Товарищ комбат, я у нее забрал протвени для жарки.

Чтобы закончить с трофейной темой, скажу, что тот же комбриг Чунихин как-то обратился ко мне:

— Вась, дай мне своего начальника штаба Сашу Чащегорова. У меня под Москвой жена с двумя детьми остались. Пусть съездит, навестит. А если разрешат, то он их привезет ко мне.

— Конечно, пусть съездит.

Потом водитель мне рассказывал, что его машину загрузили дорогой посудой, столовыми приборами, мебелью. Он приехал, нашел дом комбрига: там они разгрузились, машину продали и вернулись. И это уровень бригады, а что тогда говорить об офицерах рангом выше?