Стив Деннис - Бритни: Изнанка мечты

– Линни всегда знала, что за пределами Кентвуда раскинулся большой мир. В ней говорила английская кровь. Она хотела быть как её мать, бабушка Бритни, подлинной леди, – сказал давний друг Спирсов и Бриджесов.

Он не только знает Джейми и Линни, узы близкой дружбы связывают его ещё с родителями Линни, Барни и Лилиан. Мы трижды встречались, и он рассказывал об их происхождении, и его влиянии, которое даёт нам ещё один ключ к пониманию характера Бритни.

Владелец молочной фермы, Барни Бриджес, во время войны женился на англичанке Лилиан Портел, а значит, Линни Спирс и её брат с сестрой – наполовину лондонцы, наполовину луизианцы. Такое происхождение, как подспудно считали местные жители, оставило на Линни естественный налёт того, что она «чуть лучше, чем все мы», в лучшем смысле этого выражения.

– Всё дело в её генах! – смеётся друг семьи.

В луизианской глубинке человек с британским акцентом автоматически считается стильным и утончённым, воплощением добродетели. В отличие от Нью-Орлеана, Нью-Йорка, Лос-Анджелеса или Орландо, Кентвуд не пользуется популярностью у туристов. Английская внешность и речь здесь кажутся чужеродными, будто их носитель сошёл с экрана романтического кино. Заговори, и они расплывутся в улыбке. Англичане воспринимаются как гипнотическое лакомство из далёких краёв. Если дело обстоит так сегодня, представьте, как люди реагировали на Лилиан Портел, когда она сошла с корабля под ручку с Барни Бриджесом в 1946 году, с тоттенхэмским штампом в паспорте.

– Казалось, что к нам приплыла девушка из королевской семьи Британии, – вспоминает друг семьи. – Она была похожа на принцессу Маргарет. Правильно одевалась, правильно говорила, и всегда пила чай в четыре часа. Непривычная, но очаровательная леди.

Лилиан в Лондоне работала машинисткой, переписывающей юридические документы. Однажды на танцах она познакомилась с американским солдатом Барни. Красавец в армейской форме, кружа её по танцполу, предложил ей выйти за него и уехать с ним из разбомбленного Лондона в местечко под названием Кентвуд, где он владеет землёй. Нельзя винить Лилиан за то, что она увидела в обширных угодьях признак богатства, луизианскую версию землевладельца. Но романтические видения из «Унесённых ветром» развеялись, едва она увидела ферму, где люди пахали как проклятые, потея на жаре глубокого юга.

Друг семьи вспоминает её приезд.

– Может, ей здесь не понравилось, но она ничего не сказала. Земли хватало, но она ничего не стоила. Она была в запустении, а дом оказался всего лишь большой хижиной. И ради такой вот прекрасной жизни она уехала из Лондона. Эта девушка тосковала по родине, но она стиснула зубы и работала за троих.

Сестра Лилиан, Джоан Вулмор, оценивает ситуацию иначе. По её мнению, Барни был «деспотичным» мужчиной, который не позволял жене съездить в Британию из страха, что та не вернётся назад.

– Скажем так, мистер Барни не поощрял поездки, – говорит друг семьи, – но у них на руках была молочная ферма, которая пожирала всё время. Лилиан не жаловалась. Она любила Барни, и она осталась растить детей и телят.

Во всём Кентвуде ни одна живая душа не скажет о Лилиан плохого слова. Её английские манеры и доброе сердце вспоминают с теплом. Одна дама, которая часто ходила на ферму пить чай, вспоминает, как в воскресенье по церкви разнёсся презрительный шепоток, когда стало известно, что Лилиан кормит Линни грудью.

– В те дни грудное вскармливание было неприличным. Его считали недопустимым, на таких матерей смотрели косо, но Лилиан отнеслась к этому так: «Что годится для Англии, сойдёт и для Кентвуда!», и продолжала делать по-своему.

Грудное вскармливание было не единственной стороной английской жизни, которую она привезла с собой.

– Благодаря ей в нашей жизни появилась леди Ди. Когда та вышла замуж за принца Чарльза, Лил всех усадила к телевизору смотреть свадьбу. Чтобы рассказать о леди, нужна другая леди. Английский акцент Лил звучал нежнее музыки, – смеётся она.

Лилиан обогатила кентвудский говор такими словами, как «bloody» (хреновый) и «blooming» (фиговый). Людей очаровывала её манера произносить некоторые слова. «God» превратился в «Gawd», а выражение удивления «Oh My!» стало «Good Lawd!» Хотя она была родом из Лондона, её акцент вполне сошёл бы за виндзорский.

По словам тех, кто знал Лилиан, юная Бритни была в восторге от акцента бабушки. Она всегда стремилась его перенять, говорить как англичанка; это входило в её репертуар. Старый друг Лилиан сказал:

– Бритни считала, что быть английской леди – это правильно, из-за Лил она слушала истории о принцессе Диане.

Теперь становится понятно, почему, когда в 2007 году Бритни переживала трудные времена, на записях папарацци и телевизионщиков она «говорила с нелепым английским акцентом». В этом видели тревожный симптом психического расстройства: Бритни теряет адекватность. Жители Кентвуда смеялись над этими репортажами: «Бритни разговаривала так с раннего детства, изображая древнеанглийский».

– Бритни играет роль, и всё, – говорит друг семьи. Заодно становится понятно, откуда у терьера Бритни, появившегося позже, взялась кличка Лондон.

Те, кто помнит Лилиан, подозревают, что та верила: её дети, Сонни, Сандра и Линни, достойны лучшей участи, чем досталась ей. Нормальное желание для любого родителя, но веру Лилиан питало знание, что есть места получше Кентвуда, где пошли прахом её мечты.

Снова выслушаем друга семьи.

– Линни родилась с серебряной ложкой в попке благодаря английской крови. Она была отличной девочкой, но вечно хотела большего, и в этом виновата Лилиан. Её вера передалась дочери.

Только Линни с братом и сестрой доподлинно знают, к чему подталкивала их мать, но если учесть стеснённые обстоятельства Лилиан, можно не сомневаться, что она вселяла в них веру в лучшую долю.

Естественно, когда родилась Бритни, Линни внушила дочери, что та способна на что угодно, лишь бы хватило увлечённости не бросить дело; лишь бы ей хотелось достаточно сильно. «Нет того, чего ты не могла бы добиться», осторожно вдалбливали Бритни, потому что саму Линни подспудно убеждали: «Есть места получше Кентвуда».

Связь у Линни с матерью была исключительно тесной, и она жаждала подобных отношений с дочерью. Неудивительно, что они всегда оставались рядом, связанные необычайно тесными узами. Одна без другой чувствовала себя потерянной. Линни не могла существовать без дочери, и наоборот. И впрямь, Бритни всегда хотела, чтобы мама была поблизости; хотела видеть её через стеклянную дверь гимнастического класса, ловила её одобрительные кивки на конкурсах талантов. Казалось, Бритни может выступать лишь под восторженным взглядом мамы. Закончив программу, она высматривала ту единственную, чьего одобрения ждала. И находила лицо Линни, лучащееся гордостью.