Сергей Кремлев - Мифы о 1945 годе

Они победили. А мы проиграли.

Они победили. А мы уступили.

Мы Родину любим сегодня едва ли.

Они же – любили. Поэтому – в силе!

Поэтому – в Звёздах, поэтому – в славе,

И вьётся поэтому Знамя Победы.

Они сохранили величье Державе,

А мы обеспечили Родине беды.

Они над Европою гордо летели,

Мы нынче за нею ползём еле-еле.

Они замышляли великие цели,

А мы проморгали и то, что имели.

Их Сталин приветствовал как победитель

Спокойной улыбкой своей с Мавзолея,

Сейчас, что ни глянь, то Страны погубитель,

И не разобрать – кто гнусней и подлее?

Над ними алело Победное Знамя!

Над нами облезлая «курица» машет…

Мы, сёстры и братья, повинны в том сами.

И, значит, Победа пока что – не наша.

Она нынче – с ними, в том сталинском мае,

Когда лишь петлёй награждали Иуду.

Они – создавали. Мы – только ломаем.

И только бесславье – удел наш. Покуда.

23. 04. 98 г.

Подписание Акта о безоговорочной капитуляции ожидалось в 15.00. Перед дворцом – огромная толпа. Женщины, солдаты, офицеры, генералы – ждут. В 12-м часу я попал в зал вместе с журналистами. В центре стол буквой «П» и ещё один маленький столик.

Все голодны (боялись пропустить), но мысль одна – что-то не получилось. Вот войдёт Жуков и скажет: «Генералы, офицеры, по местам! Война продолжается».

У стола – большая группа генералов (Вышинский распорядился ниже генерал-лейтенантов никого не пускать). В 15.00 плюс одна минута открывается боковая дверь и входит Жуков. Лицо угрюмое-угрюмое. Ну, так и есть!

Прошёл, сел за стол, молча сидит. Все думали – почему так долго молчит? На следующий день его спросили: «Почему Вы так долго молчали, маршал?» И он ответил: «Долго? Мне кажется – нет. Я просто хотел отдышаться». И действительно, диктофоны зафиксировали – примерно минуту он молчал. А всем показалось – с полчаса.

Сели англичане, американцы, французы. Сидит Вышинский, а за ним его корпус – 16 наших дипломатов.

Жуков командует: «Ввести немецкую делегацию». Мне стало интересно – ну, кто же встретит этих фельдмаршалов и гросс-адмиралов? По законам военной этики – генерал, не меньше. Ну, с учётом того, что было, – полковник. Ну, с учётом того, что фашисты – майора хватит, но – старший офицер.

Входит Кейтель с высокоподнятым маршальским жезлом, гордо. За ним – другие. С двух сторон к ним устремляются два младших лейтенанта! Гимнастёрки – девственно темны. И довольно непочтительно указывают, куда пройти.

Когда Кейтель понял, что это его встречают, – живыми бы лейтенантов съел! Подошёл и швырнул жезл на стол. Не обращая внимания на эту истерику, Жуков спокойно, очень спокойно: «Готова ли немецкая делегация к подписанию Акта о безоговорочной капитуляции?»

Кейтель и другие сидели и молчали. Кейтель наклонился к Штумпфу ( генерал-полковник, член немецкой делегации. – С.К. ) и что-то тихо зашептал. Опять пик напряжённости – о чем говорят? И тут Жуков – а голос у него командный, дай бог каждому, как стукнет кулаком: «Я вас спрашиваю, вы готовы подписать Акт о безоговорочной капитуляции?» Кейтель съёжился, дрогнул и, когда ему перевели, очень робко сказал «Javol».

На следующий день у Жукова спросили: «Почему Вы взорвались, маршал?» И Жуков ответил: «Ну как же! Тут такое дело, конец трагедии, а они вдруг шепчутся. Может, отказываться собираются, сволочи!»

Итак, момент подписания наступил. Вышинский поворачивается к своим ребятам и долго всматривается в них, как будто плохо знает. А затем манит к себе самого молодого: «Идите сюда, товарищ Петров». И достает завёрнутую в бумажку обычную ученическую ручку с пером за 2 копейки. Из другого кармана достает завёрнутую в розовую бумажку чернильницу-невыливашку и подаёт Петрову.

Стол и два расшатанных, как в плохой КЭЧ ( квартирно-эксплуатационной части. – С.К. ), стула – для немцев…»