Ханс Люк - На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939–1945

– Без охраны будете. Вот по буханке хлеба каждому.

– А как насчет гро́шей? – поинтересовался я.

– Завтра, завтра все будет.

– Нет, сейчас, или мы даже и начинать не станем.

Мы получили деньги и купили на них на местном рынке овощей и большую грузинскую кукурузную лепешку.

Через неделю мы закончили фонтан, правда, давления воды не хватало, и он остался просто украшением.

– Это ничего, – заключил начальник, – он и сам по себе хорош.

Затем мы начала сооружать для него спиральную лестницу из бетонных плит. Каждый день перед началом работы мы получали хлеб и немного денег.

Пошла молва о нашем «искусстве». Появились начальники и функционеры рангом пониже главного. Один завел со мной разговор:

– Как здорово! Вы, я смотрю, тут скоро закончите. Не построите мне дом? Материалы у меня есть и под надежной охраной.

И вновь я ответил:

– Договаривайтесь с комендантом лагеря, а нам четверым по буханке хлеба и по рублю каждому утром перед работой.

Как видно, и у него с Замхарадзе проблем не возникло, поскольку, когда мы закончили на первом объекте, нас отвезли на холм, на котором предстояло построить дом. Материала было полным-полно. Как с гордостью сообщил нам хозяин, ему удалось «достать» это за последние несколько месяцев. Недоставало только цемента. Четыре русских осужденных уже начали работу – заложили фундамент и стали поднимать стены.

– Эти сукины дети возятся тут уже две недели. И вы только посмотрите, чего они понаделали!

Он пнул законченный фрагмент стены, и тот немедленно рухнул. Вместо того чтобы разводить нормальный раствор, рабочие украли цемента столько, сколько смогли, и, конечно, продали, сами же смешивали ингредиенты в пропорции двадцать к одному.

Я посмотрел на все это и хотя, естественно, не имел особого представления, как надо ставить дома, уверенным тоном заявил:

– Хорошо. Я построю вам дом. Будете привозить нас сюда каждое утро и не забудьте про хлеб и рублики. Теперь скажите мне, какой дом вы хотите? Есть у вас чертеж или план?

Как построить дом с тремя ослабленными товарищами?

Самому слабому, нашему физику, поручили орудовать противовесом. Фермер и каменщик смешивали раствор и доставляли на носилках его и кирпичи. Чтобы «не потерять лица» перед русскими, мне пришлось переквалифицироваться в каменщики и укладывать кирпич под присмотром единственного специалиста. Я быстро обвыкся работать мастерком. Вновь пришли жители из ближайших селений просить продать цемент. Но мы оставались верны принципам и считали для себя делом чести построить нашему нанимателю прочный дом.

Уже на второй день строительства будущего хозяина жилища охватил «поэтический восторг»:

– Хороший будет дом. Пинай сколько хочешь, не упадет.

Мы построили две комнаты с окнами на Эльбрус и прихожую. Стены возвели меньше чем за неделю.

– Мы спецы только по части кладки, деревянную крышу пусть кладут другие, – сказал я ему после этого. Мы хотели, естественно, чтобы и другим пленным что-нибудь перепало.

Когда мы закончили работу, я обратился к этому начальнику:

– Послушайте-ка, если вы заплатите нам еще немного дополнительно, мы сделаем для вас нечто такое, чего нет ни у кого на всем Кавказе. Только надо достать еще цемента и немного мела.

Он согласился, и мы расписали красный кирпич белыми полосами.

– Да я такой красоты сроду не видывал. Вы должны пообещать, что больше никому такого делать не будете. Я хочу, чтобы в городе только у меня был такой дом.

За дополнительное вознаграждение в рублях я дал ему слово.

На следующий день – последний день нашей работы – посмотреть на дом сбежалось множество народа. Иные функционеры захотели, чтобы и их дома украсили так же, но я сдержал обещание.

Через несколько недель наш наниматель, исполненный гордости, привел меня в дом и показал обстановку спальни – две кровати, шкаф и стол. Все это он получил по разнарядке из Москвы, такая роскошь поступила сюда единственный раз за три года. В воскресенье к дому потянулись «пилигримы» из соседнего городка, чтобы тоже посмотреть на спальню – правда, через окно снаружи.

Вышеописанное, наряду с коррупцией, стало еще одним примечательным характерным обстоятельством, которое познали мы в огромной советской империи.

У меня все еще оставался пропуск, которым я часто пользовался, чтобы возвращаться с работы когда и как мне вздумается. В ходе прогулок я нередко заговаривал с русскими и грузинами, некоторые из которых относились ко мне, иностранцу, очень доверительно. Многие испытывали недовольство, но были бессильными перед лицом системы, изменить которую самостоятельно, конечно же, не могли. Особенно приятно было поговорить с пожилым господином, бывшим некогда профессором в Санкт-Петербурге и сосланным сюда пожизненно. Он жил очень скромно, зарабатывая на хлеб тем, что писал письма за неграмотных людей.

Что же касается нашего лагерного быта, тогда многое изменилось. Приказом из Москвы администрацию обязали заняться вопросами культуры. Первым делом при деятельном участии Юппа Линка была создана библиотека, фонд которой составляли, правда, только русские книги и газеты. Но куда важнее было разрешение сформировать лагерный оркестр и театральную труппу, а также позволили занятия спортом. В нашем лагере содержалось около 3500 военнопленных, среди которых нашлись музыканты-исполнители, аранжировщики, художники-декораторы, администраторы, актеры, писатели и просто энтузиасты, тоже готовые принять участие в претворении в жизнь творческих замыслов. Мы крайне удивились, когда нам вдруг выдали все требовавшиеся для оркестра инструменты. Так возник джаз-банд. По приказу Замхарадзе техникам и осветителям предписывалось «достать» – разумеется, нелегально – все необходимое на шахте или в других местах, где они работали. Наши декораторы изготавливали убранство сцены и реквизит из ворованных материалов.