Любомир Левчев - Ты следующий

Тем не менее самое большое распространение — по причине своей универсальности и метафорики — получает совсем другая дата: 12 октября 1492 года, день, когда Колумб разглядел очертания Америки. Новый мир — новое время! Новая жена — новая судьба!

Даты и события — привлекательные, но условные границы. Эпохи не сменяются внезапно.

Какое невероятное созвездие гениев должно было собрать человечество, чтобы произошли перемены! Когда с мачты каравеллы Колумба один моряк — освобожденный преступник — увидел берег Нового Света, был еще жив Монтень [63] Мишель де Монтень родился в 1533, а умер в 1592 г. . В творческом расцвете находились Боттичелли и Браманте. Леонардо было 40 лет, он проживет еще четверть века в Новом времени. Иерониму Босху — 35, а Эразму Роттердамскому — 25 лет. Никколо Макиавелли было 23. Столько же исполнилось Васко да Гаме, а Магеллан [64] Фернан Магеллан появился на свет в 1480 г. был на год младше. Альбрехту Дюреру — и, Лукасу Кранаху — го. Николаю Копернику, который сам может считаться границей эпох, — 19. Микеланджело — 17. Тициану — 15. Страшному святому Томасу Мору только 14. Несмотря на то что у этих людей не было телефона, газет, радио и телевидения, большинство из них были знакомы друг с другом, они вдохновляли друг друга, а некоторые даже, невзирая на границы, считались близкими друзьями. У них в ногах играла детвора, которая в скором времени понесет крест славы и страдания. Мартину Лютеру было 9 лет. Ульриху Цвингли — 8. А Фернандо Кортес — завоеватель — был в тот год 7-летним малышом, размахивающим деревянной сабелькой. И наконец, ужасному Томасу Мюнцеру исполнилось всего два годика, и он уже сделал свои первые шаги. Achtung! [65] Внимание! ( нем. )

Кому принадлежат эти люди: Средним векам или Новому времени? Нет! Все границы условны.

Я листаю эти заметки, набросанные в разное время моей жизни (и, как уже кажется, в разные эпохи), и удивляюсь: зачем я все это писал? Что я искал? Может, опору для своих взглядов? Может, объяснение ошибок? Может?.. Черт побери!

Каждый человек скрывает в себе сумасшедшего, который представляется Геродотом, Фукидидом или бывшим учителем истории с холма Царевец. Время от времени мы вытаскиваем, как зеркальце, из самого потаенного своего кармана историю, чтобы посмотреться в нее. И если в этот момент мы не призовем на помощь собственное чувство юмора, нас убьет отчаяние. Так что давно уже пора подвести черту под второй эпохой истории человеческой мечты о Счастливом обществе. Допустим, мы решим, что «вторая эпоха» начинается с Иерусалимской коммуны и апостолов и заканчивается коммуной «Нового Иерусалима» — Мюнстера (!).

А это что еще за явление?

В конце Крестьянской войны, в 1534–1535 годах, в столице Вестфалии собралось множество анабаптистов со всего мира. Самыми революционно настроенными из них были голландские проповедники, которые даже называли себя пророками. Некий харлемский пекарь Ян Матис вводил толпы в фанатический транс. Изначально врагами анабаптистов были католики, впоследствии же ими стали все, кто не принял второго крещения. Как и гитлеровцы, анабаптисты завоевали власть на выборах, после чего установили неописуемый, по мнению их врагов, террор. Самозванец Ян Бейкелсзон стал духовным и политическим вождем анабаптистов, а под конец объявил себя императором коммуны Иоанном Лейденским. Само название мюнстерского революционного чуда — «Новый Иерусалим» — показывает, что образцом для «новых пророков» послужила коммуна апостолов. Если бы история Министерской коммуны не была такой кровавой и зловещей, она могла бы считаться карикатурой или пародией на коммуну Иерусалимскую. Равенство в ней устанавливалось посредством дикого грабежа. Даже дома должны были быть равновеликими, ради чего разрушались башни, колокольни и все, что торчало над крышами средней высоты. Господи, если неравенство — это плод грабежа, если и равенство тоже устанавливается грабежом, если ликвидация социального государства происходит путем его разграбления… — неужели все в этом мире грабеж?

Новый мюнстерский император и его политбюро демонстрировали наглую роскошь. Многие их поступки убеждают нас в том, что они были не просто мошенниками, прикидывающимися фанатиками, а самыми настоящими умалишенными.

Коммуна анабаптистов в Мюнстере чудесным образом продержалась целых два года. В конце концов ее раздавили с соответствующей ей жестокостью.

Мюнстер — это заключительный эпизод. Как и в музыке, в истории заключительные аккорды должны быть особенно яркими. Неслучайно история Мюнстера вдохновила блестящего Мейербера на написание оперы «Пророк». Но за пламенем Мюнстера можно разглядеть лики двух великих поджигателей, давших будущему намного больше идей, чем «Новый Иерусалим», населенный сумасшедшими пророками.

Одним из них является Томас Мюнцер. Другой — это святой Томас Мор. При содействии Эразма Роттердамского «Остров Утопия» был напечатан в Лёвене накануне возникновения Мюнстерской коммуны. Географическая близость, а также тот факт, что главные силы анабаптистов происходят из Голландии, не являются достаточным основанием, чтобы утверждать, будто мюнстерские герои были знакомы с идеями Томаса Мора. Да и ему далеко еще было до святого: он только-только сложил голову на плахе. Тем не менее вряд ли кто-нибудь сможет оспорить общий корень идей и событий. Великий Карл Маркс тоже не мог знать, что Томаса Мора причислят к лику святых, причем в тот год, когда был рожден я. Однако Маркс, автор снисходительного термина «утописты», должен был знать (или по крайней мере догадываться), что общество, которое придумал англичанин, окажется ближе по духу к реальному советскому социализму, чем все его научные выкладки. Потому что на острове Утопия есть рабы и концлагеря. Потому что там, чтобы выйти прогуляться за городскую стену, нужно получить целых три пропуска.

Вообще, рассуждая об этой эпохе, нам следует постоянно держать перед глазами картины Иеронима Босха. На них земной город горит, как ведьма на костре. Там властвующие крысы оседлали рыб и созерцают будущее в грязную подзорную трубу. Там идеологически проверенные монашки замирают в позе копилок. Там «слуги»-некрофилы занимаются любовью со смердящими трупами. Там ложь раздает свое причастие. Там вчера — это завтра, а сегодня — всегда. Там как нельзя лучше видно историческое истощение одной иллюзии — но не смерть нашей мечты…

Вот в чем разница между иллюзией и мечтой. Мечты бессмертны.

Понятия «диссидент» и «еретик» очень высокопарны. Куда проще и ближе народу слово «ведьма». Но все же кто победил в этой жестокой игре, в этой смертельной схватке между великими блудницами и великими ведьмами? Тот, кто сильнее, или тот, кто богаче? Тот, кто мудрее или дремучее? Тот, кто доблестнее или коварнее? Тот, чья вера крепче, или… тот, у кого нет совести?