Федор Раззаков - Чтобы люди помнили

Я организовал первый частный банк в Москве („Хелп“), но теперь из него ушёл. Финансовый бизнес оказался столь захватывающим, что я увлёкся. И понял, что бизнесом надо заниматься с шести утра до двух часов ночи и ещё потом — автоматически, во время сна…

Однажды часа в три ночи я сидел дома за компьютером и сочинял очередной сценарий… Я люблю работать ночью… Вдруг я услышал крик в подъезде. На помощь звала женщина, живущая этажом выше. Я вышел на площадку, думаю: если нужно — ударю, а не смогу — так хоть покричим вместе. Оказывается, её муж заперся в туалете и не подаёт признаков жизни. Я подёргал дверь, убедился, что из-за неё не доносится никаких звуков, и понял: дело серьёзное. Позвонил в двери соседних квартир. Из одной выглянул двухметровый амбал, а из второй — мужик в трусах и капитанском кителе. Спрашиваю: „Топор у кого-нибудь есть?“ Амбал выносит и протягивает мне, очевидно, как самому сильному. Втроём идём в квартиру, я начинаю ломать замок в туалете. Дверь распахивается, и мы видим повесившегося хозяина квартиры. Амбал и офицер ретировались в мгновение ока — струсили. Может, если бы кто-то оставался у меня за спиной, и я слинял бы, но как убежать последнему?..

Я, пожалуй, выполнил почти все профессии, о которых мечтал в детстве. Когда-то мечтал играть на флейте — в результате сочинил несколько песен, вальс. Я мечтал когда-то быть учителем — я преподаю. Я мечтал когда-то быть поэтом — я пишу. Я очень мечтал быть писателем — и я, по-моему, стал сейчас писать довольно сносно. Скоро выйдет книжка моих сказок…»

За 90-е годы Р. Быков успел снять ещё две картины (среди них и документальная — «Портрет неизвестного солдата») и как актёр сняться в пяти фильмах (всего в послужном списке нашего героя на начало 1997 года было 108 ролей). Лучшей ролью Быкова последнего десятилетия можно считать роль Н.С. Хрущёва в фильме Игоря Гостева «Серые волки» (1993).

Умер Р. Быков 6 октября 1998 года от рака лёгких, не дожив чуть больше месяца до 12 ноября — своего 69-го дня рождения.

Евгений Семёнович Матвеев родился 8 марта 1922 года в селе Новоукраинка Скадовского района Херсонской области. Его отец — Семён Калинович — в гражданскую войну воевал на стороне красных, тогда его и занесло на Таврию. Там он и познакомился с матерью нашего героя — украинкой Надеждой Фёдоровной Коваленко. Однако сразу же после рождения сына отец бросил семью и уехал. Молодая женщина с ребёнком на руках вернулась в родную деревню Чалбасы (ныне Виноградово), где жил её отец. Далее послушаем рассказ Е. Матвеева:

«Богомольный мой дедушка не простил маму за ослушание. Шутка ли: вышла замуж без благословения, за коммуниста и без венчания. Проклятия, унижения, оскорбления сыпались на мать с избытком. Мама гордо и достойно сносила всё это только на людях, а наедине со мной где-то в закутке, приговаривая: „Дитятко ты моё!“ — плакала.

Мне кажется, слёзы матери запеклись в моей детской душонке навсегда… Меня самого все называли байстрюк — незаконнорождённый. Дети со мной не играли…

В степном селе не было ни театра, ни радио, ни кино… Однако среди детворы и даже среди тётей и дядей я прослыл „чудачком“. Частенько по просьбе односельчан показывал, как колхозный бугай ходит, как телёнок тычется в вымя матери, как петух гоняется за курицей, как…

Одним словом: чалбащан-то я потешал, а самому невыносимо хотелось петь жалобные песни. А песен я знал много и почему-то все с грустинкой…

Работать я начал с девяти мальчишеских лет. Работа всякая была: возил пахарям из села в поле в бочке воду, ездил с грабкой по жнивью, подбирая разбросанные валки соломы, водил лошадей по борозде, собирал колоски и пр., пр., что было под силу и не под силу.

На заработанные деньги купил себе балалайку. И началось треньканье. Вскоре из беспорядочных „брынь-брынь-брынь“ стала прослушиваться мелодия… Собирались возле нашего двора женщины, усаживались на бревно у плетня и просили: „Женько, спивай!“

Как же было им не петь? Сидели они торжественно, „як у церкви“, в белых хусточках, с только что помытыми босыми ногами.

Я пел:

…Как-то мама говорит мне: „Сынок, не печаль людей, ты их повесели“. Это уже был заказ… И кидался я по селу собирать частушки — прорва их у меня. Исполняя их, озорничал, виртуозничал и, кривляясь, показывал действующих лиц… Не тут ли начинался артист? Я ведь сам испытывал наслаждение от того, что страдал, исполняя горестную песню, до одури веселился от ядрёной частушки… Но главное — плакали и смеялись слушатели, зрители!..»

Прожив в селе несколько лет, Матвеев вместе с матерью переехал в город Цюрупинск. В школе, в которой он учился, существовал детский драмкружок, не оказаться в котором юный Женя, естественно, не мог. После школы поступил в театральную студию, а затем устроился статистом на сцене Херсонского театра. Получал там зарплату в 90 рублей, часть из которых шла на оплату угла в проходной комнате, который наш герой снимал у некой тёти Симы Абрамович. Никаким комфортом в том углу не пахло.

У Симы Абрамович было два сына: младший Лёва, который играл в театральном оркестре, и Яша, работавший часовщиком, но в свободное время помогавший младшему в его непростом музыкальном деле. Однажды их пригласили играть на одной еврейской свадьбе. Братья согласились, а Лёва решил взять к себе в напарники ещё и Матвеева. Мол, помашешь для виду руками, будто дирижёр, а за это тебя накормят до отвала. Наш герой, естественно, с радостью согласился, так как зарплата статиста не располагала к большим излишествам в еде. Знал бы он, ради чего Лёва пригласил его на свадьбу, наверняка бы отказался от этой чести.

Между тем перед самым началом торжества Лёва внезапно отозвал нашего героя в сторону и попросил его об одном одолжении: «Если ты произнесёшь тост в честь невесты, знаешь, сколько тебе харчей дадут?!» — «А что я должен сказать?» — спросил в ответ Матвеев. «Да ерунду: „Мура, будь счастлива“ — только и всего. Но есть одно, но это надо сделать по-еврейски». — «Но я же не умею». — «Это элементарно, всего три слова: абрейт мет алох! Запомнишь?» И Матвеев согласно кивнул головой.

Свадьба была в самом разгаре, когда наш герой, подталкиваемый в спину Лёвой, встал со своего места и, попросив тишины, произнёс: «Мура! Абрейт мет алох!» Что после этого началось! Гости повскакали со своих мест и чуть ли не с кулаками набросились на Матвеева. Со всех сторон на него сыпались проклятия: дрянь! шпана! дерьмо! Вскоре его длинное тело подхватили крепкие мужские руки и сбросили по лестнице вниз.