Бенедикт Сарнов - Феномен Солженицына
- Название:Феномен Солженицына
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Бенедикт Сарнов - Феномен Солженицына краткое содержание
Книга Бенедикта Сарнова «Феномен Солженицына» – едва ли не единственная, автор которой поставил перед собой задачу дать серьезный и по возможности объективный анализ как художественной, так и мировоззренческой эволюции (лучше сказать – трансформации) писателя.
Но можно ли сохранить объективность, выясняя свои отношения с человеком, сыгравшим огромную – и совсем не простую – роль в твоей жизни?
Феномен Солженицына - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Вскоре за тем, очевидно вразрез горбачёвской нерешительности (но уже в решительности ельцинской, да Ельцин тогда мнился самостоятельным русским голосом в советском многоголосьи), премьер РСФСР И. С. Силаев в том же августе 90-го опубликовал в «Советской России» (одной из самых злобных клеветниц за годы на меня и наш Фонд) приглашение мне приехать в Россию его личным гостем: «Теперь, когда противоречия [русской жизни] достигли высоты, чреватой новым расколом... Вы не будете связаны по приезде сюда никакими обязательствами, касающимися Вашей дальнейшей судьбы. Программа же Вашего путешествия будет названа Вами, а моя миссия заключается в оказании Вам содействия».
Сильный момент. «Программа путешествия»? – ведь как в воду смотрит: значит, по моей давней задумке, могу и через Сибирь?
Но ведь это – явная политическая игра. Ельцинская сторона играет мою карту против Горбачёва. И – мне в это сейчас ввязаться? А что изменилось в Системе? Пока ничего.
Если отдаться целиком политике – то, конечно, ехать, и немедленно!
И толкаться на московских митингах? на трибунках между Тельманом Гдляном и Гавриилом Поповым? (Стиль Семнадцатого года, так знакомый мне...) Я политическую роль сыграл в то время, когда глотки были совсем одиноки. А теперь, когда их множество?..
Я – как раз кончил «Обустройство». Это – самый большой и глубокий вклад, какой я могу сделать в современность. На него и была моя надежда.
И ответил Силаеву: «Для меня невозможно быть гостем или туристом на родной земле... Когда я вернусь на родину, то чтобы жить и умереть там...»
(Там же)
И само решение и весь – логический, тактический – путь к принятию этого решения – совершенно те же, что в случае с приглашением испанского короля. Но разве можно сравнить судьбоносный смысл того и этого приглашения? Там речь шла всего лишь о почётном, хотя, может быть, и не лишённом смысла ритуальном светском мероприятии. А тут – о так долго жданной и наконец открывшейся возможности вернуться на Родину после восемнадцатилетней вынужденной разлуки с нею.
Но, как в том, так и в этом случае, взвесив все за и против, он решает: ОТКАЗАТЬСЯ. Как в том, так и в этом случае – в предельно тактичной, вежливой, уклончивой форме, но – твердо и безоговорочно.
А между тем на Западе и перестройка и Гласность советские вызывали неутихающее ликование. И осенью 87-го затревожились и в западной прессе, вослед эмигрантскому хору (начала «Вашингтон пост», за ней другие): а почему Солженицын молчит? такие грандиозные события в СССР – а он молчит? что это означает? да впрочем, что он может сказать – «монархист, реакционер и мистик».
Ну да, естественно было ждать от меня восторга от Гласности , которую я же призывал двадцать лет назад. Но если я вижу, что все остальные перемены ведутся обвально? Мне – страшно смотреть на эти катящие события. Что я могу? С одной стороны – счастье, что хоть что-то, хоть что-то под коммунизмом начало сдвигаться. Значит: против «перестройки» говорить не время. А с другой стороны, всё делаемое (кроме раскачки Гласности) – так несущественно, или недальновидно, или уже вредно, – ясно видно, что заметались, пути не ведают. Так и хочется остеречь Горбачёва: «Не пори, коли шить не знаешь».
Но если нельзя ругать и трудно хвалить – что остаётся? Только – молчать. Вот и молчу.
(Там же)
Даже слово молвить – и то не решался. А тут уже не слово, а – поступок, действие, которое иначе как признание благодетельности того, что происходит в стране, истолковано быть не может.
И снова – расчёты, прикидки, взвешивание на каких-то своих сверхточных весах всех «за» и «против»:
Короткое время – год? два? – мнилось, что общественная волна, митинговая воля людей – может направить ход событий. Но нет, пока ещё нет.
В России и прежде – а в нынешней заверти особенно – влиять на события, вести их может только тот, в чьих руках поводья власти. И для всякого – и для меня, если б я сейчас нырнул туда мгновенно, – единственный путь повлиять – пробиваться к центру власти. Но это мне – и не по характеру, и не по желанию, и не по возрасту.
Так – я не поехал в момент наивысших политических ожиданий меня на родине. И уверен, что не ошибся тогда. Это было решение писателя, а не политика. За политической популярностью я не гнался никогда ни минуты.
(Там же)
На самом деле это было, конечно, решение политика, а не писателя. (Писателю – как было пропустить такой – воистину исторический, судьбоносный миг в истории отечества!)
Я уже говорил, что по складу личности, по самому строю души он был человеком власти, и не раз именно так себя позиционировал.
А у человека власти– другие отношения с Вечностью. Не те, что у человека искусства– писателя, поэта, художника.
...правитель, дающий свое имя моменту истории, должен быть полностью поглощен этим моментом. Он должен нырнуть в волны этого момента и стать неотличимым от него сильнее, чем какой-либо другой человек. Ибо обозначение эпохи является делом именно правителя, и он появляется на марках или монетах своей страны. Правление, поскольку оно персонифицирует эпоху, всегда противоположно деяниям Вечности.
(О. Розеншток-Хюсси. Великие революции: Автобиография западного человека. (USA). Hermitage Pablishers, 1999, стр. 184.)
Правителем Александр Исаевич так и не стал, хотя многие хотели бы увидеть его в этой роли и даже всерьёз надеялись, что он согласится послужить новой, обновлённой России в должности её Президента.
Чтобы напомнить о том, как это было, приведу небольшой отрывок из одной тогдашней моей статьи. Она называлась: «Никак мы не можем без генералиссимуса».
Все читавшие роман Владимира Войновича «Москва 2042», конечно, помнят одного из самых колоритных его героев – Сим Симыча Карнавалова. В финале книги этот русский писатель-диссидент, насильственно выдворенный из родной страны, возвращается в Москву на белом коне, объявляет себя императором и начинает вершить суд и расправу над своими подданными и заново «обустраивать» отныне подвластную ему Россию.
Многочисленные читатели романа восприняли этот художественный образ как злую карикатуру на Александра Солженицына. Некоторые из них, читая про Сим Симыча, одобрительно смеялись. Другие возмущались и даже негодовали. Но ни те, ни другие, разумеется, не склонны были воспринимать эту пародийную историю как предвосхищающую реальное развитие событий. Да и сам автор ни в малейшей степени не претендовал на роль провидца: он сочинял сатирический роман, доводя, согласно традициям этого жанра, все свои идеи до абсурда, придавая им черты фантастического гротеска.
Интервал:
Закладка:
