Дмитрий Петров - Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Это подтверждает писатель: «В романе "Ожог" очень близко описываются наши отношения с Майей. Там она зовется Алисой», – говорит он в интервью. Да и в позднем своем романе «Таинственная страсть»: «И в записи… "Ожога" ни один параграф не обходился без нее. По сути дела, это был роман о ней, и там, где ее по действию не было, она мелькала то в отражениях заката, то в пролетах ветра, то в саксофонном соло. Собственно говоря, она и вызывала этот космогонный огонь, а вовсе не политические революции; от них шел один тлен».

Правда, в «Страсти» та же Майя-Алиса именуется Ралисса. И там она состоит в браке не с видным конструктором, а с партбоссом и дипломатом. Но вообразить ее Ралиссой из «Страсти» опять же легко. Вот оно – главное сходство: она и женщина редкого ума и красоты, и подруга главного героя, и жена красного вельможи, и светская дива – звезда Коктебеля и Ялты…

Вот как вспоминал об этом Аксенов в интервью Ольге Кучкиной, опубликованном в «Комсомолке»: «…Приезжаем мы в Дом творчества в Ялте. Там Поженян, мой друг. Мы с ним сидим, и он потирает ручки: о, жена Кармена тут…

Ольга Кучкина. Потирает ручки, думая, что у тебя сейчас будет роман?

Аксенов. Он думал, что у него будет роман. Она только что приехала и подсела к столу Беллы Ахмадулиной. А мы с Беллой всегда дружили. И Белла мне говорит: Вася, Вася, иди сюда, ты знаком с Майей, как, ты не знаком с Майей!.. И Майя так на меня смотрит, и у нее очень измученный вид, потому что у Кармена был инфаркт, и она всю зиму за ним ухаживала, и, когда он поправился, она поехала в Ялту. А потом она стала хохотать, повеселела. А в Ялте стоял наш пароход "Грузия", пароход литературы… Капитаном был Толя Гарагуля, он обожал литературу и всегда заманивал к себе, устраивая нам пиры. И вот мы с Майей… Майя почему-то всегда накрывала на стол, ну, как-то старалась, я что-то такое разносил, стараясь поближе к ней быть…

Ольга Кучкина. Сразу влюбился?

Аксенов. Да. И я ей говорю: вот видите, какая каюта капитанская, и вообще как-то всё это чревато, и завтра уже моя жена уедет… А она говорит: и мы будем ближе друг к другу. Поженян всё видит и говорит: я ухожу… И уплыл на этой "Грузии"».

Не этот ли случай навеял Поженяну слова его песни? У Григория Михайловича была репутация покорителя дамских сердец. Видный поэт, автор популярных песен «Мы с тобой два берега у одной реки», «Маки» и других, он был, что называется, крут – во время войны служил в матросском диверсионном отряде, едва уцелел, знал цену жизни и себе. Что называется, «кумир девиц, гроза мужей…». Дамы, говорят, перед ним трепетали. Но и Аксенов не уступал ни как литератор (и здесь был, пожалуй, покруче), ни как «ходок», имевший успех и писавший о своих приключениях. Но без имен. И так, что мало кто мог сказать: о, помню, как он в Коктебеле…

Спустя много лет его спросят: «А вы описали своих женщин в книгах?» И он ответит: «…в романах всегда отражался мой романтический опыт». «Ожог» не исключение. Как и «Таинственная страсть», и «Скажи изюм», где в подруге главного героя Макса Огородникова тоже отчасти угадывается Майя, и в других книгах.

Ну, да: отчасти – это, пожалуй, главное слово. Потому что никогда – подчеркнем: никогда не бывало, чтобы образ в тексте Аксенова повторял оригинал. То есть и Алиса, и Ралисса, и другие, в ком уловимо сходство с Майей, – это всегда почти Майя, «романтический опыт», он романтический и есть – быть может, и добытый благодаря неуемной мужской тяге, но не в меньшей мере и в поиске высоких переживаний, что меряют не плейбойской, а рыцарской мерой.

Как их звали – красавиц, причастных биографии Аксенова? А нам что за дело? Гладилин говорит: все героини Аксенова – это одна и та же дама . Мечта? Открытие? Образ, который он искал в своих связях? Да, подтверждает Анатолий Тихонович, свидетель многих эпизодов жизни писателя, потому-то и встречались среди них так часто ярчайшие звезды, а сплетни об Аксенове и его романах стали одной из излюбленных тем богемной болтовни.

Роман… Удачное слово, вмещающее и тонкие человеческие отношения, и литературный жанр. Вот и в жизни Аксенова роман, трепещущий в реальной жизни, вплетался в роман-произведение. Так было и с Майей. Чувство, пронзившее их на многие годы, осветило и его книги.

– …Я встретил Майю. Мы испытали очень сильную романтическую любовь… – расскажет Аксенов в 2001 году Зое Богуславской. – Потом это переросло в духовную близость.

Но тогда ими владела страсть, которой ничто не могло помешать; ни крик Юлиана Семенова: «Отдай Роме Майку!», ни семейная несвобода Аксенова, ни замужество его избранницы. «О наших изменах знали все», – признает Аксенов. Это подтверждает его друг поэт Виктор Есипов. Да и Белла Ахмадулина: «Майя тогда была замужем, но это уже не имело значения. <���…> Роман Лазаревич Кармен, с которым я тоже была дружна, держал себя… благородно. Он не мог не знать…» Ей вторит сам Аксенов. «О муже я вообще не думал, – вспоминает он в одной из бесед, – просто был влюблен. Никакого столкновения у нас с ним не было. <���…> Роман продолжался, Майя отходила от своей семьи, я – от своей…»

Белла Ахатовна считала, что посвященный ей рассказ «Гибель Помпеи», он отчасти и о той ситуации: солнце, море, беспечность, легкомысленная Ялта… Кто пьет, кто поет, кто танцует. И тут – ба-бах: извержение! Внезапное. Мощное. Вулкан просыпается как чувство! И прежней жизни уже нет. Она другая. Начинается роман…

А сюжет развивается, а там – кульминация, серия пиковых моментов, и – развязка. И не скажешь, что это произведение пишется провидением помимо воли его героев. Они, как говорил Аксенов о своих персонажах, – соучастники, соавторы повествования.

Майя стала спутницей писателя и в горе, и в радости, и в СССР, и в изгнании, и в новой России. Стала главной героиней его жизни. «Майя – самый близкий мне человек… Я очень ее люблю, забочусь о ней, и так будет до конца». Так оно и было до конца.

Но сейчас-то – начало! Рубеж седьмого десятилетия XX века. Постпражский депрессняк отпускает. Аксенов снова пишет. И много.

Он издает «Любовь к электричеству» – повесть о красном дельце Леониде Красине. В серии «Пламенные революционеры»! В «Политиздате»! Чудно́: агитфабрика стала тогда своего рода гнездом крамолы: там Гладилин издал «Евангелие от Робеспьера» и «Сны Шлиссельбургской крепости», Трифонов напечатал «Нетерпение», Войнович – «Степень доверия».

Книгу Аксенова, говорят многие, читали тогда как призыв к борьбе с властью, как своего рода учебник конспирации, написанный по-конспираторски художественно. Меж тем коммунисты-романтики восхищались: давно никто не писал о революционерах так увлекательно и живо. Прочли «Любовь к электричеству» и на «этажах». Переглянулись: неужто перековывается парень? Соглашались с одним из персонажей: «Вот что значит вовремя жилку подрезать…», не обращая внимания, что говорит это эполетный держиморда. А чего обращать-то? Что – сатрап? Так ведь дело же говорит товарищ полковник охранки!