Дмитрий Петров - Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Во-вторых, утверждает Попов, казалось, что многое можно объяснить: политической крамолы и агитации составители не планировали, «МетрОполь» на политическую бомбу явно не тянул, и они считали, что если он и вызовет дискуссию, то она ограничится литературным кругом.

А уж там козыри оказывались на руках составителей: смотрите, мол: забытые – востребованы, отвергнутые – услышаны, талантливые – признаны. Новое поколение существует и рука об руку со старшим предъявляет обществу свое свободное, неподцензурное творчество. От чего авторитет советской литературы только растет – и в стране, и в мире.

Потому-то в ходе подготовки сборника они, ничего не скрывая и не прячась, всё же избегали сотрудничать с официальными структурами. Не хотели их неизбежного вмешательства в свою работу. Ибо кроме знаменитостей в него предполагалось включить и вовсе новых авторов: Бориса Вахтина, Юрия Карабчиевского, Петра Кожевникова, Виктора Тростникова и других, и не хотелось отдавать их с самого начала на суд и расправу корифеям соцреалистического стандарта.

То есть создавалось нестандартное издание, предназначенное для нестандартных текстов.

Но – не заведомый «самиздат». И не заготовка для «тамиздата». А сборник, предназначенный для рассмотрения в Союзе писателей и легального издания в СССР литературы, которую начальство считало для этого не предназначенной. То есть речь шла о преодолении предубеждений и страха.

Об этом прямо говорилось в составленном Аксеновым предисловии.

Метрополь, 1979

Альманах «Метрополь» представляет всех авторов в равной степени. Все авторы представляют альманах в равной степени. Альманах «МетрОполь» выпущен в виде рукописи. Может быть издан типографским способом только в данном составе. Никакие добавления и купюры не разрешаются.

Произведения каждого автора могут быть опубликованы отдельно с разрешения данного автора, но не ранее, чем через один год после выхода альманаха. Ссылка на альманах обязательна.

Кому-то может показаться, что альманах «МетрОполь» возник на фоне зубной боли. Это не так. Детище здоровое, и у всех авторов хорошее настроение.

Занимаясь литературой, на том и стоим: нет для нас дела более веселого и здорового, чем сочинение и показ сочиненного, а рождение нового альманаха, надо думать, для всех праздник.

Однако почему же возникла именно такая форма? Вопрос этот закономерен в устах человека, не вполне знакомого с некоторыми особенностями нашей культурной жизни. Не будет излишней дерзостью сказать, что жизнь сия страдает чем-то вроде хронической хворобы, которую можно определить то ли как «неприязнь к непохожести», то ли просто как «боязнь литературы». Муторная инерция, которая существует в журналах и издательствах, ведет к возникновению раздутой всеобщей ответственности за «штуку» литературы, не только не умеющей быть такой, как надо, но даже такой, как вчера. Эта всеобщая «ответственность» вызывает состояние застойного тихого перепуга, стремление подогнать литературную «штуку» под ранжир. Внекомплектная литература обречена порой на многолетние скитания и бездомность. Слепой лишь не заметит, что такой литературы становится с каждым годом все больше и больше, что она уже образует как бы целый заповедный пласт отечественной словесности. (Наш альманах состоит главным образом из рукописей, хорошо знакомых редакциям.)

Мечта бездомного – крыша над головой; отсюда и «МетрОполь», столичный шалаш над лучшим в мире метрополитеном. Авторы «МетрОполя» – независимые (друг от друга) литераторы. Единственное, что полностью объединяет их под крышей, – это сознание того, что только сам автор отвечает за свое произведение; право на такую ответственность представляется нам священным. Не исключено, что упрочение этого сознания принесет пользу всей нашей культуре.

«МетрОполь» дает наглядное, хотя и не исчерпывающее представление о бездонном пласте литературы.

Все желающие читать приглашаются с чистым сердцем.

Просьба воздерживаться от резких движений при переворачивании страниц.

Как и можно было ожидать, чистосердечие авторов альманаха вызвало у литературного начальства серьезные сомнения.

Но когда Аксенов писал это предисловие и придумывал название, он об этом мало беспокоился. Он и не предвидел, что у некоторых коллег по Союзу писателей сомнение и подозрение вызовет само название альманаха – «МетрОполь».

Виктор Ерофеев разъясняет: «"МетрОполь" – это литературный процесс здесь, в метрополии». Но явно содержащийся в названии отсыл к метрополитену придает ему привкус подполья; но не схрона, с засевшими диверсантами, а метро – где люди, движение, искусство.

«МетрОполь» – попытка станцевать легкую полечку там, где топочут прохорями барыню и гопака. Прокружиться в дивной пляске и уже тем самым превратить коммунистический подземный «дом культуры» в великолепный палаццо разнообразия и многоликости. И больше того – сделать это разнообразие дозволенным, признанным, форматным .

Что провозглашал «МетрОполь»?

Право автора исследовать любые темы – снятие выморочных запретов. Хочет, скажем, Борис Вахтин в «Дубленке» спокойно и свободно обсуждать жизнь фарцовщиков? Пожалуйста!

– Мы сознательно разрабатывали идею эстетического плюрализма… – вспоминает Виктор Ерофеев. Здесь-то и таилась опасность: в страшном слове «плюрализм». То есть эстетический – дело десятое. Плюрализм был страшен власти во всем и любой – монистское сознание видело в нем угрозу, атаку, преступление.

Образ растабуированной России (как сказал Виктор Ерофеев), «с ее религиозными поисками, сексуальными катастрофами, пьяными драками, шальным юмором, национальными распрями, разнородным интеллектуальным потенциалом, задымившейся, как колесо, ментальностью, новейшим art risqué и традиционной ригористской эстетикой» – был чужд власти. Как и образ «России, стремящейся к самопознанию» – ибо, на ее взгляд, всё, что заслуживало в ней познания, познавалось экспертами, готовившими документы партсъездов.

Вот советская публика – другое дело. Для нее «МетрОполь» стал бы сенсацией и открытием. Она не знала подобных текстов, ни по содержанию, ни по форме. Ну не ждала она от Беллы Ахмадулиной сюрреалистической прозы! Хотя, может быть, и хотела. Кто-то, безусловно, плевался бы, кто-то – наслаждался бы. И в этом состоял замысел авторов и составителей. К этому они стремились. Такое издание, легальное, но созданное без спроса – выйди оно тиражом хоть в пятьсот экземпляров – было обречено на успех. На судьбу библиографической драгоценности.