Дмитрий Петров - Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

Став стипендиатом Института Кэннона, он пишет роман «Бумажный пейзаж». Его выпускают «Ардис» и Random House . В декабре 1983-го завершает роман «Скажи изюм», который также выходит в «Ардисе» в 1985-м. Знатоки говорят, тогда за эту книгу в СССР если и не давали как за «Ожог» и «Остров Крым», по семь лет лагерей и пять ссылки, то жизнь испортить могли всерьез.

В Москве царит клика стариков, ощетиненная вовне «ядерным потенциалом», а вовнутрь – мощью пропаганды и спецслужб. И хотя у многих есть ощущение, что дальше так продолжаться не может, власть кремлевских старцев парадоксальным образом кажется вечной.

То есть «Скажи изюм» выходит вовремя. Эта феерическая история «МетрОполя» становится пощечиной властям и литературной бюрократии.

Поведение крамольников и байронитов – безбашенных советских фотографов из группы «Новый фокус» – издевательский вызов всему советскому порядку жизни, правилам и нормам, принятым и насаждаемым совком. Ведь они, безобразники, и снимая людей на пленку просят: скажи изю-ю-ю-юм. Ну почему? Почему изюм-то? Разве разучился советский человек широко улыбаться? Да не-е-ет – ответствуют ерники. Это в Америке, когда фотограф щелкает, все делают упругое cheese, являя и зубы, и радость. А в Союзе надо делать: изю-ю-ю-юм. Тянуть губки трубкой, отпечатывая в кадре свое реальное настроение и положение.

Вот скажите: изю-ю-ю-юм. И поймите, о чем толкуют фотилы. Ну что это, как не глум над теми, кто может петь и смеяться, как дети, среди упорной борьбы и труда? А иначе чего ради они стругают подрывной проект на хазе сомнительного типа Лехи Охотникова в жилкооперативе «Советский кадр» близ метро «Аэродинамическая». Английский язык там мешается с русским, «Солнцедар» и «Кавказ» – с виски Chivas Regal, что позитивно влияет на атмосферу и труды по созданью альбома. То есть ситуация очень схожа с метропольской.

А Охотников – с Поповым. А в кореше его веселом Вене Пробкине кое-кто видит черты Виктора Ерофеева. В недюжинной же фигуре Шуза Жеребятникова зрят сходство с Юзом Алешковским. В Андрее Древесном узнают Вознесенского. Стелу Пирогову и Эмму Лионель сливают в образе Беллы Ахмадулиной. Под мастером Цукером понимают кто Леонида Баткина, кто Марка Розовского. А за Георгия Чавчавадзе принимают Фазиля Искандера. Ну и так далее.

О проницательные! Что вам сказать? Был тогда у Ерофеева автомобиль «Мерседес-Бенц 300», как у Пробкина? Разве летал Вознесенский в космос? Попов, он что – рыжий помор? И знаком ли кому юноша больших талантов и ангельских статей Вадим Раскладушкин, что вправил мозги руководству КГБ и Союза фотографов, Политбюро и лично дорогому товарищу Брежневу?

А с другой стороны… Попов не рыжий помор, а брюнет-сибиряк. Но «МетрОполь»-то у него делали. И летал Вознесенский не на Венеру, а на полюс; и что? И катал Ерофеев не на «Мерсе», а в «Жигулях»; но как характер схвачен!..

Аксенов пишет в Москву с голубиной почтой: «персонажи все выдуманные, никто себя, надеюсь, не узнает, за исключением Ф.Ф.Кузнецова – Фотия Фекловича Клезмецова».

Проект «Скажи изюм» жутко напрягает сотрудников спецотдела КГБ – Государственного фотографического управления (ГФУ), следящих, чтоб советские фотографы снимали нашу реальность такой, как она есть, то есть в свете указаний партии. Кроме того, за их поведением следит творческий Союз, где вершит дела его секретарь и сексот ГФУ Фотий Клезмецов. Он-то, в коем сложно не увидеть Феликса Кузнецова, прежде всех и нападает на «изюмовцев». Дескать, аг-а-а, свободы захотели? Свободы сейчас нет! Нет нигде! Есть бо-о-орьба-а-а!!!

Вот он и борется. И прежде всего – с лидером «Нового фокуса» Максом Огородниковым (он же Огород, он же Ого). А тот погружен в сложные отношения. Во-первых – с КГБ из-за переданного на Запад альбома «Щепки» (о нем мы уже говорили); во-вторых, с девушкой Анастасией; в-третьих – с другом Аликом Конским, который, считаясь главным в США экспертом по советскому фото, назвал «Щепки» говном ; в-четвертых – с коллегами по «Изюму».

Неудивительно, что в Огороде прозорливцы различают черты Аксенова Василия Павловича. И тут я ничего не скажу. А лишь помечу, что иные фотографии бывшего гражданина СССР Аксенова В.П. очень схожи с литературным портретом гражданина Огородникова М. П. В остальном же предложу сравнивать их вкусы и предпочтения, а также эпизоды жизни – среди которых есть очень схожие, например – стиляжная юность, побег из-под носа у органов за границу со случайно обнаружившимся иностранным паспортом, автомобильное покушение.

Роман очень хороший и веселый. Когда я его читал в 1986 году («Ардис») – то очень смеялся. И финал хороший: у стен Кремля веселится и ликует весь народ, в едином порыве говоря: изю-ю-ю-юм. И остается так запечатлен навеки.

После выхода книги в Random Housе в июле 1989 года под названием Say Cheеse («Скажи изюм» перевести не смогли) журналисты часто спрашивали Аксенова: не фотограф ли он и что думает о фотографии? Он отвечал: «…Фотография – самое метафизическое искусство из всех».

– Вы когда-нибудь хотели быть фотографом? – следовал вопрос.

– О да. Это было бы здорово. Я бы очень хотел быть фотографом и саксофонистом.

Однако начать жизнь заново Аксенову довелось совсем в другой важной роли.

В 1975 году он начал путешествие по Штатам в Лос-Анджелесе. Из его богемных кварталов Вэнис бич и Пэсифик палисейдз, бывших тогда своего рода теплицами, где произрастала контркультура и академическая фронда. Нельзя сказать, что для Аксенова это была незнакомая или чуждая среда. Он встречался с ней и прежде – в Европе, и не осуждал ее, а довольно позитивно обсуждал в повести «Золотая наша железка» и очерке «Круглые сутки нон-стоп». Само собой, этот опыт был необычен и непривычен, а академическая среда так интересна, а общение с ней столь увлекательно, что тогда он почти не искал встреч с американскими писателями.

С того времени и начался роман писателя Аксенова с Американским университетом.

В чем-то он, пожалуй, схож с отношениями, сложившимися с этой институцией у героя Набокова – профессора Тимофея Пнина. Тем более что и дизайн был весьма схож, несмотря на разницу в десятилетиях: «…искусственное озерцо посреди кампуса с подправленным ландшафтом, увитые плющом, соединяющие здания галереи, фрески с довольно похожими изображениями преподавателей в миг передачи ими светоча знаний от Аристотеля, Шекспира и Пастера толпе устрашающе сложенных фермерских сыновей и дочурок…»

Вот и Аксенов в 1981 году взялся за передачу светоча знаний, сперва приняв предложение от Мичиганского университета в Анн-Арборе, а затем – став «писателем в резиденции» в Университете Южной Калифорнии в Лос-Анджелесе. Потом он в этой же роли и в других должностях трудился в ряде ведущих учебных заведений: в 1982–1983 годах – в Университете Джорджа Вашингтона, что в городе Вашингтоне. Затем в Гаучеровском колледже. После – в одном из престижнейших частных университетов – имени Джонса Хопкинса в Балтиморе. Затем в университете Джорджа Мэйсона в Вирджинии. Попутно он читает лекции, участвует в конференциях и симпозиумах в более чем пятидесяти учебных заведениях. Самые именитые – Стэнфорд, Колумбийский в Нью-Йорке, Калифорнийский в Лос-Анджелесе, Беркли, Вашингтонский и Мичиганский, Университет Вандербильда, Виргинский (где трудился Фолкнер), Чикагский и Бостонский, Принстон… Он зовет их «городами американской молодости».