Ангус Роксборо - Железный Путин: взгляд с Запада

Впрочем, Путин поначалу не был склонен портить приятельские отношения с Джорджем Бушем публичными заявлениями. Сначала он выражал сдержанную поддержку американским усилиям по разоружению Саддама. Он говорил французским журналистам: «Единственная задача, которую преследует международное сообщество, — убедиться, что Ирак не имеет оружия массового поражения, либо найти его и заставить Ирак уничтожить это оружие. В связи с этим мы разделяем позицию наших американских партнеров, согласно которой мы должны приложить все усилия для того, чтобы Ирак пошел на полномасштабное сотрудничество с инспекторами ООН».

В ходе краткосрочной поездки в Берлин 9 февраля для встречи с канцлером Шредером Путин предостерег, что «применение в одностороннем порядке силы против Ирака может только принести страдания миллионам людей и привести к дальнейшей эскалации напряженности в регионе». Но он также предостерег против разжигания антиамериканских настроений.

На другой день он был в Париже с государственным визитом. Здесь его позиция стала намного жестче. Три лидера сделали совместное заявление, категорически осуждающее применение силы. Трехсторонняя декларация была французско-немецкой инициативой. У Шредера и Ширака сложились очень тесные отношения, которые достигли своей кульминации за месяц до этого, во время торжественного празднования в Версале 40-й годовщины исторического Елисейского договора о дружбе между двумя странами. По словам советника Ширака Мориса Гурдо-Монтеня (известного в дипломатических кругах как МГМ), «мы были близкими союзниками Германии и знали, что они так же оценивают иракскую ситуацию. Но мы не знали позицию других постоянных членов Совета безопасности. Британцы поддерживали американцев, но как поступят русские и китайцы? Для нас было крайне важно понять, что намерены делать русские». Он говорит, что до этой встречи ни Путин, ни Ширак не были уверены, что другая сторона готова наложить вето на вторую резолюцию, и никто не хотел делать это в одиночку. Германия, как непостоянный член Совета безопасности, имела голос, но не имела права вето, поэтому Шредер надеялся, что Ширак наложит вето от своего имени и возьмет в компанию Путина.

МГМ и его немецкие партнеры написали проект совместного заявления и договорились о том, что Ширак постарается уговорить Путина подписать его, когда тот прилетит в Париж из Берлина. Французы устроили роскошную встречу в аэропорту имени Шарля де Голля — военный оркестр, красная ковровая дорожка, почетный караул из представителей трех родов войск и Национальной гвардии. Ширак даже подошел к трапу самолета встретить Путина и преподнести ему букет цветов. МГМ говорит, что все это было сделано, чтобы польстить русскому: «Он хотел продемонстрировать Путину свое уважение, сделать приятное и дать почувствовать русским, что они — великая страна, полноправные партнеры в международном сообществе». Направляясь в город на военном вертолете, Ширак показал Путину текст декларации, и тот практически сразу сказал «да», попросив сделать лишь несколько мелких изменений. МГМ и дипломатический советник Путина Сергей Приходько отправились вносить изменения и согласовывать их с Берлином. В декларации, в частности, говорилось: «Альтернатива войне до сих пор существует. Использование силы может рассматриваться лишь как крайнее средство. Россия, Германия и Франция намерены убедиться, что для разоружения Ирака мирным путем сделано все возможное».

Но по существу, говорит Гурдо-Монтень, это был «пакт»: «У Путина до этого момента оставались некоторые сомнения относительно Франции, потому что было множество разговоров о том, что Франция продемонстрирует мускулы, в последний момент изменит свою позицию и примкнет к США. Теперь Путин понял, что Ширак готов наложить вето, а мы — что русские нас поддержат. Мы поняли, что мы теперь вместе».

И Вашингтон понял, что, начиная войну с Ираком, ему придется это делать без авторизации со стороны ООН. Кондолиза Райс признается: «Нам не очень понравился этот спектакль, устроенный ближайшими союзниками США, выступившими вместе с русскими против национальных интересов Соединенных Штатов» 14.

За месяц до начала войны Путин в целях ее предотвращения предпринял два шага из области тайной дипломатии. 22 февраля он отправил в Багдад Евгения Примакова, одного из самых опытных российских политиков. Примаков по ряду причин заслужил эпитет «хитрый», и, скорее всего, не зря. Он противился возвышению Путина в 1999 г., но позже его поддержал. До этого он занимал должности руководителя внешней разведки, министра иностранных дел и премьер-министра. Но самое главное, как специалист по Ближнему Востоку, он давно лично знал Саддама Хусейна и в этом смысле идеально подходил для своей миссии. Когда просочились сведения о поездке, появились слухи, что он, возможно, попытается убедить Саддама уничтожить ракеты Al Samoud-2. Министерство иностранных дел, вынужденное сделать какое-нибудь заявление, сообщило, что цель Примакова — «объяснить позицию России по Ираку и получить заверения, что тот подчинится резолюции ООН и станет “полностью и безоговорочно” сотрудничать с инспекторами по вооружениям».

На самом деле миссия Примакова была намного важнее. Путин поставил перед ним одну-единственную задачу: убедить Саддама подать в отставку и тем самым спасти страну от вторжения. Саддам выслушал Примакова, сделал какие-то записи, попросил его повторить предложение для заместителя премьер-министра Тарика Азиза, затем встал, положил руку на плечо Примакову и ушел.

Примаков вернулся в Москву и сообщил неприятную новость сначала Путину, а потом и на расширенном заседании Совета безопасности в Кремле. Оставался последний козырь: было принято решение, что глава администрации президента Александр Волошин должен срочно вылететь в Вашингтон, чтобы попробовать в последний раз отговорить американцев от их военных планов.

Волошин прилетел поздно вечером и отправился ужинать в ресторан с российским послом Юрием Ушаковым. Внезапно Волошину позвонили и сказали, что в 8.15 его ждет директор ЦРУ Джордж Тенет. «А я только что лег в постель», — позже с улыбкой вспоминал он. Из ЦРУ его привезли в Белый дом для встречи с Кондолизой Райс. Во время их беседы в комнату «заглянул» президент Буш (единственный допустимый по дипломатическому протоколу способ, разрешающий президенту встречаться с людьми ранга Волошина). «Он произнес десятиминутный спич об угрозе международного терроризма, — говорит Волошин. — Он был весьма возбужден, больше стоял, чем сидел. Затем — любезности. На все — двадцать минут. Я сказал ему, что мы не согласны, но было ощущение, что мои ответы его не интересуют. Он уже принял решение и не собирался вникать в подробности — только если бы я сказал, что мы поддерживаем его». Американские официальные лица подтверждают, что «президент зашел туда не для того, чтобы слушать, что ему должен был сказать Волошин».