П. Судоплатов - Разведка и Кремль (Записки нежелательного свидетеля): Рассекреченные жизни

Говоря о преступном массовом уничтожении польских военнопленных и попытках Хрущева и Горбачева скрыть эту трагедию, надо отметить и то обстоятельство, что, возможно, расстрел поляков в 1940 году был своего рода мщением, сведением счетов с ярыми антисоветчиками, польскими офицерами, за уничтожение сорока тысяч (по разным данным разные цифры) наших военнопленных в польских концентрационных лагерях после поражения Красной Армии в 1920 году под Варшавой.

В 1953 году меня и Эйтингона обвинили в том, что мы организовывали ликвидацию неугодных Берии людей с помощью ядов на специальных конспиративных квартирах, в загородных резиденциях и эти убийства преподносили как смерть от несчастных случаев. Абакумов также обвинялся в уничтожении неугодных ему людей. Вопреки требованиям закона, ни в обвинительном заключении, ни в приговоре по нашим делам не фигурировали имена “наших жертв”. И это не было случайностью или результатом небрежной работы следователей, нет, - они свое дело знали. Жертв просто не было, не существовало. В сведении личных счетов Берии и Абакумова с их противниками ни я, ни Эйтингон участия не принимали.

Все тайные ликвидации двойных агентов и политических противников Сталина, Молотова, Хрущева в 1930— 1950 годах осуществлялись по приказу правительства. Именно поэтому конкретные боевые операции, проводимые моими подчиненными совместно с сотрудниками “Лаборатории-X” против врагов, действительно опасных для советского государства, как тогда представлялось, ни мне, ни Эйтингону в вину не ставили. Абакумову, лично отдававшему приказы от имени правительства о проведении операций, они также не ставились в вину. Берия же в 1945—1953 годах не имел к этим делам никакого отношения и даже не знал о них.

Вся работа “Лаборатории-X”, не только научная, была хорошо известна как тем, кто занимался расследованием дела Берии и Абакумова, так и правительству и ЦК партии, наблюдавшим и направлявшим ход следствия по этим делам и определявшим его содержание.

В обвинительном же заключении по моему делу утверждалось, что именно я наблюдал за работой сверхсекретной токсикологической лаборатории, которая экспериментировала с ядами на приговоренных к смерти заключенных в период с 1942 по 1946 год. Это обвинение было снято при моей реабилитации, поскольку в архивах ЦК КПСС и КГБ обнаружили утвержденное правительством Положение, регулировавшее всю деятельность этой лаборатории и порядок отчетности о ее работе. “Лаборатория-X” мне не была подконтрольна. Я не мог ни отдавать приказы ее начальнику Майрановскому, ни использовать яды против кого-либо, ни тем более проводить с ними эксперименты на людях. И сейчас показаниями, выбитыми у Майрановского, якобы участника сионистского заговора в МГБ, которого никогда не существовало, пытаются спекулировать, чтобы дискредитировать меня и Эйтингона. Причем делают это люди, прекрасно отдающие себе отчет в том, что использование потерявших юридическое значение показаний против реабилитированных людей, выставляет их самих в неприглядном свете.

В 1951 году Майрановский вместе с Эйтингоном, Райхманом, Матусовыми А. Свердловым были арестованы и обвинены в незаконном хранении адов, а также в том, что они являются участниками сионистского заговора, цель которого — захват власти и уничтожение высших руководителей государства, включая Сталина. Рюмину, который возглавлял следствие по этому делу, удалось выбить фантастические признания у Майрановского (он отказался от них в 1958 году) и заместителя начальника секретариата Абакумова Бровермана. Когда в конце 1952 года Рюмин, будучи заместителем министра госбезопасности Игнатьева, был снят с должности, следственная часть не могла представить обвинительное заключение против Майрановского в том виде, как его подготовил Рюмин. Показания начальника токсикологической лаборатории не подкреплялись признаниями врачей, арестованных по делу Абакумова, которые не имели понятия об этой лаборатории.

Никто из арестованных врачей ничего не знал о секретной деятельности Майрановского: он сам проводил эксперименты с ядами на приговоренных к смертной казни в соответствии с установленным правительством и Министерством госбезопасности порядком. Зафиксировать в полном виде признания Майрановского было чересчур рискованно, поскольку он ссылался на указания высших инстанций и полученные им награды. Именно поэтому его дело поступило на рассмотрение во внесудебный орган — Особое совещание при министре госбезопасности. По-видимому, имелись какие- то планы использовать в дальнейшем Майрановского в качестве свидетеля против кого-либо в высшем руководстве. Его оставили в живых и в феврале 1953 года приговорили к десяти годам лишения свободы за незаконное хранение ядов и злоупотребление служебным положением.

Майрановский был осужден незадолго до смерти Сталина. Когда Берия вновь возглавил органы безопасности, Майрановский направил ему огромное количество заявлений-просьб об освобождении, писал о своей невиновности и ссылался на работу под его непосредственным руководством в 1938-1945 годах. Берия, видимо, собирался освободить его, но вскоре сам был арестован. Прокуратура немедленно использовала заявления Майрановского против него самого, против Берии, Абакумова и Меркулова. Теперь Майрановский был представлен как сообщник Берии в его мифических планах ликвидации советского руководства с помощью ядов.

Мне известно о четырех фактах ликвидации опасных врагов советского государства, как тогда однозначно понималось, проведенных с участием Майрановского в 1946— 1947 годах. Я имею в виду известных украинских националистов, о которых я уже рассказывал, а также иностранцев – Самета и Оггинса.

Самет, польский инженер еврейской национальности, интернированный нами в 1939 году, занимался совершенно секретными работами по использованию трофейного немецкого оборудования на наших подлодках, которое давало большое преимущество в длительности пребывания под водой. Самет связался с англичанами: он собирался выехать в Палестину. Чтобы внедрить агента в окружение Самета и контролировать его связи с иностранцами, в Ульяновск, где все происходило, направили Эйтингона. Приехавший позже Майрановский вместе с агентом, врачом заводской поликлиники, сделал Самету во время профилактического осмотра инъекцию яда кураре.

Генерал Волкогонов в 1992 году представил в конгресс США список американцев, погибших в Советском Союзе в годы второй мировой войны, а также “холодной”, и выразил от имени президента Ельцина сожаление в связи с их гибелью. В этом списке был и Оггинс. Ликвидировали Оггинса, как считает Волкогонов, чтобы он не смог рассказать правду о советских тюрьмах и концлагерях.