Оуэн Мэтьюз - Антисоветский роман

Сидя у окна, Ленина увидела, как большая черная машина выкатилась из-за угла и остановилась перед домом. На лестнице послышался стук каблуков, и в квартиру вбежал Борис. Этот плотный и сильный человек с ранней лысиной и короткой стрижкой выглядел значительно старше своих тридцати четырех лет. Одевался Борис скромно, как обыкновенный рабочий: летом носил простые льняные рубашки, а зимой менял их на матросскую тельняшку. Он был уже вторым человеком в городе — секретарем областного комитета коммунистической партии по пропаганде и агитации. Известный политработник, стремительно поднимающийся по карьерной лестнице, награжденный орденом Ленина, Борис работал в провинциальном городе, набираясь опыта для более ответственного поста в Киеве или даже в Москве. Он был из тех, кто упорно стремится к успеху. На прощанье, оставив без внимания ворчливые упреки и советы жены, он быстро поцеловал дочерей.

— Будь хорошей девочкой, смотри за мамой и за сестрой, — шепнул он на ухо Ленине.

Успокоив жену коротким объятием и обменявшись с ней несколькими словами, отец подхватил свой чемодан и сверток с едой и побежал вниз. Выглянув из окна, Ленина увидела курившего около машины шофера, который поспешно выбросил папиросу, заслышав на каменной лестнице торопливые шаги своего начальника. Девочка отчаянно замахала рукой, когда ее обожаемый папа забирался в машину, он в ответ тоже махнул ей и скрылся из виду. Это был последний раз, когда Ленина видела отца.

Проводив мужа, Марфа подошла к квартире соседей по лестничной площадке, узнать, не случилось ли чего. Сегодня утром, когда все спешили на работу, она не слышала обычного стука их двери, и на обед никто не пришел. А когда мать вернулась к себе, Ленина заметила, что она бледна и встревожена. Марфа позвонила в квартиру соседей, но ей не ответили. Только тогда она увидела, что у них на дверь наклеена полоска бумаги с печатью НКВД. И сразу поняла — этой ночью сослуживца ее мужа и всю его семью арестовали.

На следующее утро, одевая маленькую Милу, Марфа выглядела очень усталой. Сердито прикрикнув на расшалившихся детей, она нахлобучила на них панамки и повела с собой за покупками.

По дороге на рынок Марфа остановилась, чтобы завязать Людмиле шнурок на туфельке. Когда она нагнулась, к ней неслышно приблизилась девочка, что-то прошептала на ухо и быстро ушла. Вместо того чтобы встать, Марфа вдруг, как подстреленное животное, упала на колени. Испуганные дети попытались ее поднять. Через пару секунд она пришла в себя, встала и быстро зашагала домой, таща за собой маленькую Людмилу. Много лет спустя Марфа рассказала, что шепнула ей та девочка: «Сегодня ночью к вам придут с ордером на обыск».

Уже дома Марфа дала волю слезам. За двенадцать лет супружества она расставалась с мужем всего один раз: вскоре после их встречи он уходил служить в Красную армию. И вдруг сейчас, когда их семье грозила такая опасность, она оказалась одна.

В тот вечер дети легли спать голодными, мать только наспех собрала на стол остатки еды. Сама она не могла уснуть и, как призналась позднее Ленине, полночи стирала. Потом долго сидела у открытого окна, прислушиваясь, не едет ли машина. Но сон сморил ее, и она легла в постель.

Марфу разбудил громкий стук в дверь. Она взглянула на часы: было ровно четыре утра. Поспешно набросив халат, открыла дверь. Перед ней стояли четверо мужчин в черных кожаных куртках, перехваченных портупеей, и в сапогах. Офицер предъявил ордер на обыск и на арест ее мужа. Спросил, дома ли Бибиков. Марфа сказала, что он уехал, и попросила объяснить, в чем дело. Не ответив, мужчины оттеснили ее и приступили к обыску. Их громкие голоса разбудили детей, и маленькая Людмила заплакала. Один человек открыл дверь, включив свет, осмотрел комнату и приказал девочкам замолчать. Людмила забралась в постель Ленины и плакала, пока не уснула. Когда в соседней комнате оперативники НКВД начали с бесцеремонным грохотом выдвигать ящики письменного стола и доставать из буфета посуду, растерянная Марфа зашла успокоить девочек.

Обыск продолжался двенадцать часов: в кабинете Бориса дотошно проверили каждую книгу, каждую папку. На робкую просьбу Марфы разрешить ей покормить детей ответили сухим отказом. Ленина навсегда запомнила их лица, «жесткие, как кожа на куртках». Закончив обыск, они конфисковали целую коробку документов, заставили Марфу расписаться и опечатали комнаты, так что мать с детьми — в одних ночных рубашках — остались в кухне. Когда дверь захлопнулась, обессилевшая от страха и утомления Марфа опустилась на пол и зарыдала. Девочки тоже заплакали, испуганно прижимаясь к матери.

Собравшись с силами, Марфа пошла в ванную и отжала мокрое белье. Потом умылась, велела Ленине следить за сестрой и быстро ушла. Она побежала в районный отдел НКВД, уверенная, что ее семья стала жертвой какой-то ужасной ошибки. Вернулась Марфа поздно вечером ни с чем и совершенно отчаявшаяся. Ей ничего не удалось выяснить, но она увидела там еще нескольких женщин, которые надеялись хоть что-нибудь узнать о судьбе своих исчезнувших мужей. Секретарь с каменным лицом бесстрастно отвечал, что мужчины находятся «под следствием», а жен своевременно проинформируют.

Марфа тогда не знала, что ее муж все еще был на свободе — в спальном вагоне он мчался на юг и, ничего не подозревая, предвкушал заслуженный отдых в элитном санатории.

Сохранилось всего две фотографии Бориса Бибикова. На одной — группа молодых веселых рабочих, снявшаяся у Харьковского тракторного завода примерно в 1932 году. Он сидит на земле, обхватив за плечи коротко стриженного парня. Бибиков — с бритой головой, как принято у большинства партийцев тех лет, в помятой рубашке с открытым воротом. В отличие от остальных, лицо его серьезно, взгляд строг.

Борис Бибиков (в первом ряду второй справа) с молодыми работниками Харьковского тракторного завода. Примерно 1932 год.

Другое фото, для партийного билета, сделано в начале 1936 года. На Бибикове френч, застегнутый на все пуговицы, а взгляд суров. В твердой линии рта угадывается жесткость характера — типичный партиец. В то время люди еще не научились естественно держаться перед камерой, и на фото для партбилета Бибиков напряженно смотрит в объектив, стараясь сохранить надетую на лицо маску. На обоих снимках вы видите не живого человека, а только тот тип партийного руководителя, которому Борис хотел соответствовать.