Барбара Пахль-Эберхарт - Четыре минус три

Амире, которая выпросила куклу Фини на Празднике Душ и до сих пор ею с удовольствием владеет. Детям Анны, которые ежедневно носятся на велосипеде Тимо, отчего их щеки розовеют еще больше. Ульриху, который надевает зимний пуловер Хели, когда ему зябко.

И другим. Многим и многим другим.

Большинство моих друзей скорее всего не имели задних мыслей. Но у них — просто-напросто — не было свободного времени. Тогда, в адвент. Коробки, с которыми я в течение всего лета так и не удосужилась разобраться, не могут быть перемещены всего лишь за субботу-воскресенье. Даже когда я употребляю выражения типа «аврал», «срочная необходимость», «только этот последний раз».

Мир продолжил кружение. Что-то другое сделалось более важным. Чувство сопричастности размылось в круговерти будней. Неужели это для меня неожиданность?

Какая-то часть меня в состоянии все это понять.

Другая же часть испытывает бесконечное разочарование.

«Вначале стояла очередь из желающих мне помочь. А теперь, когда мне нужна помощь, настоятельнее, чем когда-либо, вокруг никого. Я абсолютно одна», — рыдала я.

Я жалела Ульриха. На него падает необходимость оказывать мне ту поддержку и помощь, которая совсем недавно была распределена между соседями и друзьями. Нам было обоим очевидно, что Ульрих со всем этим просто не справится.

«Ты и так на меня многое навалила».

Я чувствовала себя балластом. Для Ульриха. Для тех, у которых просто не получалось мне помочь, что их и самих расстраивало. Для моих подруг, готовых посвятить мне свое время. Много часов. Что все равно было слишком малым количеством времени, чтобы доделать начатое.

Я не знала, что же предпринять. Была беспомощна. Безалаберна. Планировать у меня не получалось.

Состояние, которое делает человека добычей большой черной дыры.

Скоро окончательно стемнеет. Навьючив велосипед покупками, я еду после субботней беготни по магазинам домой. Усталая. Измученная. Я в таком состоянии уже много дней подряд.

Вот сейчас ты свалишься в постель. Еще немного — и все будет позади.

В процессе езды я еще раз мысленно изучаю список покупок. Не забыла ли я чего-нибудь?

Проклятье. Я забыла купить молоко и яйца.

Еще пять минут до закрытия магазинов. Я останавливаюсь посреди дороги. Хочу развернуться. Едущие за мной автомобили тормозят. Мне сигналят. Меня вдруг охватывает чувство нереальности происходящего. Я могу двигаться только в замедленном темпе. Иногда такое происходит со мной во сне. Но сейчас я не сплю. Все вокруг происходит на самом деле. Магазин биопродуктов представляется мне расположенным бесконечно далеко. Сила тяжести многократно увеличилась.

Можно мне лечь и заснуть прямо здесь, на проезжей части?

Мои поры исходят потом. Меня бьет дрожь. Слезы текут. Я плачу в голос. Сил хватает только на то, чтобы дотащиться вместе с велосипедом до дома.

Все кончено. Я сдаюсь.

Я вваливаюсь к Ульриху. Выражаю свое отчаяние словами:

«Я падаю в постель и больше не встаю. Ни за что!»

Быстренько прослушать сообщения на мобильнике. Главное — нейтрализовать возможные источники беспокойства, прежде чем исчезнуть на неопределенное время. Отправиться туда, где я никому не доступна. А именно — в постель.

Семь новых сообщений. Я лежу в постели и слушаю автоответчик. Уничтожаю одно сообщение за другим.

Пока ничего срочного. Слава Богу.

Последнее сообщение. Наконец-то.

Сейчас, сейчас все будет позади. Кто это говорит?

«Федеральное управление полиции города Вены. Свяжитесь с нами немедленно. Ваш автомобиль вскрыт».

«Ульрих!»

Я с ужасом смотрю на свою руку, в которой трясется мобильный телефон. Я не способна больше подавать никаких признаков жизни. Я вижу себя со стороны. Может быть, так начинается нервный коллапс?

Да, мне бы он не помешал. Я бы с удовольствием орала, причиняла себе увечья, просто взбесилась бы. Как в кино. У меня ведь есть на то все основания. Ни у кого на этот счет не найдется возражений.

Вот бы явились двое крепких мужчин в белом и меня увезли туда, где надолго укладывают в чистую мягкую постель. Там, где от меня никто больше ничего не хочет.

«Мне нужен опекун. Я не дееспособна», — стенаю я еле слышно.

Скептическая улыбка Ульриха меня раздражает.

Я не шучу! Я вполне серьезно.

«Вставай. Нужно позвонить в полицию. Давай номер».

Он что, сошел с ума?! У меня нервный срыв! Неужели не понятно?!

«Я больше ничего не хочу».

Ульрих уже принес телефонную трубку.

«Номер?»

Я подчиняюсь. Не знаю почему. Потому, наверное, что Ульрих всем своим видом выражает абсолютную неподкупность, а его голос звучит так бесстрастно, и в нем столько силы, почти радостной.

Он набирает номер. С другой стороны отвечают. Ульрих быстро вкладывает трубку мне в руку. Я энергично мотаю головой в знак категорического несогласия. Он просто это игнорирует.

«Полиция, 1030, слушаю».

Я сейчас разрыдаюсь. Я не хочу вылезать из постели.

«Слушаю! Говорите!»

Я должна ответить. И должна приехать на парковку. Отогнать свой автомобиль в безопасное место. В машине разбито окно. Украден навигационный прибор.

Нервному срыву придется подождать.

Наконец-то! Спустя несколько часов мы наконец сидим с Ульрихом над котлетами (FLEISCHLAIBCHEN) в соседней от нас закусочной. У меня волчий аппетит.

«Как поживает твой нервный срыв?»

«Пусть подождет, пока я закончу есть».

«Может быть, ему уже расхотелось тобой заниматься?»

Я испытываю почти разочарование. Как если бы я пропустила что-то важное.

Как если бы я заболела в свой собственный день рождения.

«Как тебе пришло в голову вручить мне телефонную трубку? Неужели ты не испытываешь никакого сострадания? И не понимаешь, в каком состоянии я нахожусь?»

Ульрих медлит с ответом. Гладит мою руку. Его глаза становятся серьезными.

Тому, кто находится на грани срыва, следует поручать исполнение малых заданий. Их должно быть как можно больше. Чтобы человек был постоянно занятым.

«Наоборот. Очень даже сострадаю. Я видел, что тебе очень плохо. Именно поэтому я склонил тебя к телефонной беседе. Я же прошел курс руководителей горных походов. Там нас учили, что находящемуся на грани срыва следует поручать исполнение малых заданий. Их должно быть как можно больше. Чтобы человек был постоянно занятым».

У тебя шок, значит, ты нуждаешься в тепле.

У тебя нервный срыв — значит, тебя нужно нагружать заданиями.

Так ли все просто?

Меня и сегодня охватывает тоска, когда я вспоминаю тот декабрьский день.