Михаил Марголис - Крепкий Турок. Цена успеха Хора Турецкого

Бэла Семеновна и Наташа, приехавшие с Михаилом в Штаты, с активной Ковалевой тоже познакомились. «Мама не детализировала ситуацию, — разъясняет Турецкий, — но догадывалась, что какие-то особые отношения у меня с Мариной есть. И Наташа в свои 11 лет тоже все понимала, наверное, но никакой ревности не проявляла. Ковалева настолько трепетно к ней относилась, что делала ее своим союзником».

В похожем «союзническом» духе общалась с Наташей и теща Михаила, оставшаяся в России. «Она порой „подгружала“ внучку, настраивала ее определенным образом, опасаясь, что мы на родину не вернемся, — рассказывает Турецкий. — Я в данную тему не вмешивался. Чувствовал, что у Наташи с той бабушкой есть свой сговор, и искренней со мной она все равно не будет».

«Стоило ли вообще тащить с собой в Америку маму и ребенка?» — не раз спрашивал себя Михаил в минуты усталости и досады. «Не лучше ли было приехать сюда с симпатичной, стройной московской подругой и в свободные дни водить ее на пляж?» Бэла Семеновна, в принципе, «находила в США свой кайф», прогуливалась по океанскому побережью, вспоминала идиш, общаясь в ресторане с местным управляющим-евреем, но при этом переживала за мужа, который в свои 82 остался в Москве, в обществе своей младшей 77-летней сестры. Борис Борисович, правда, приезжал в Майами на четыре месяца, но ему «было не слишком комфортно». А Наташа училась в американской школе для обеспеченных семей. «Оплатить ее обучение мне помогли спонсоры, — поясняет Турецкий. — И я ощущал, что по статусу эта школа явно не для нас. Дочь малоизвестного молодого русского эмигранта попала в компанию детей богатых родителей. Поэтому школьный автобус всегда приезжал забирать ее утром первой, а обратно, вечером привозил последней. Согласно престижности. Отпрыскам богатеньких время в дороге сокращали максимально. Мне было жалко Наташу и морально тяжело. Я приходил в школу, начинал качать права. А в ответ слышал быструю английскую речь. Просил говорить помедленнее, но педагоги считали, что говорят нормально».

Сейчас Михаил Борисович ни о чем из сделанного тогда не сожалеет. Да, было непросто, как почти всем, кто осваивается в чужой стране без весомого капитала, но зато удалось проводить немало времени с дочерью в период ее взросления и «показать маме что-то еще в этом мире, кроме Советского Союза». И то, что «личную жизнь» в тех стесненных американских обстоятельствах Турецкому было налаживать сложно, ныне тоже неважно. Все, как говорится, к лучшему. Свою любовь в Штатах он в итоге нашел, только позже.

«А в тот момент я что-то „мутил“ по амурной части, но без серьезных чувств, — признается Михаил. — Познакомился, скажем, с итальянской певицей, у которой был свой журнал „Non solo pasta“. Мы попытались наладить романтические отношения, но закончились они довольно скоро. Потом я встречался с интересной 26-летней латиноамериканкой. Однако без личного автомобиля и квартиры, куда можно было ее пригласить, я смотрелся малоперспективно. Ходили с ней несколько раз в рестораны, но она видела, что я не опора для нее, а просто скромный музыкант. Дружить со мной можно, но не более того. Возможно, обаяния мужского мне не хватило. Но я как-то не очень грустил. Не надо забывать, что раз в месяц я летал в Москву, где меня ждала девушка, которую я не повез с собой в Штаты. Ждала она меня, впрочем, до определенного момента, пока я не подписал новый контракт. С собой я ее снова не взял и ничего конкретного не предложил. Она, видимо, поняла, что жениться я не хочу, и мы плавно расстались».

Турецкому и впрямь в ту пору было не до брачных уз. Он метался между двумя половинами своего коллектива, желая сохранить обе, и одновременно руководил в Майами детским хором, за что в «Temple Emmanu-El» ему были очень признательны. Контракт с Баром не ограничивал еврейскую труппу из России в праве подыскивать себе дополнительные гастрольные заработки, и летом 1996-го когорта Турецкого отправилась выступать в Лос-Анджелес, причем всем составом. Вторая часть хора прилетела из Москвы. «Именно тогда с нами пела Наташа, — с отеческой сентиментальностью вспоминает Михаил Борисович. — Она исполняла еврейскую песню, которую я потом услышал в концерте Барбры Стрейзанд. Наташе по наследству от матери перешел пронзительный голос. Американцы стоя аплодировали 12-летней девочке и скандировали „На-та-ша!“. А дочь ушла за кулисы и спросила: „Пап, я больше петь не буду?“ Отвечаю: „Не будешь“. И она сразу принялась жевать большой бутерброд…»

Несмотря на трогательность эпизода, Турецкий утверждает, что совсем не желал дочери карьеры профессиональной певицы, ибо «не верил в успех, поскольку престиж качественной музыки упал, все выжжено форматом „Русского радио“. Свою же артистическую судьбу Михаил сегодня считает уникальной. Но он целенаправленно шел к такому результату, а Наташа „не сильно рвалась к пению, она хотела стать юристом“.»

В том же 1996-м Турецкий с дочерью, мамой и своими солистами вернулся в Россию и вскоре получил новое предложение от американцев — на следующий сезон. «Мне казалось, что если я уеду еще на год, то в России точно потеряю все связи и ту часть коллектива, которая здесь останется, — считает Турецкий. — Поэтому я согласился подписать второй контракт, но так, чтобы находиться в США только в самые ответственные моменты, а большую часть времени проводить в России. Я поставил задачу: получить здесь для хора хоть какой-то официальный статус и свое помещение для репетиций».

«В Америку руководить частью группы отправился я, — рассказывает Евгений Тулинов. — А Миша остался на родине, и мы регулярно связывались с ним по телефону». Примечательно, что как раз после такой «рокировки» хору Турецкого стали поступать заманчивые заказы. Российский состав коллектива, кроме альтруистских богослужений, звали попеть за достойное вознаграждение на корпоративе «Русского нефтяного дома», других сырьевых компаний. «О величине гонораров я тогда сильно не переживал, — говорит Турецкий. — Мне казалось, что любое выступление такого толка для нас оправдано и нужно. И всегда оставался доволен. Мы пели на таких вечерах „Ты постой, постой, красавица моя…“ и другие народные песни, свободно превращаясь в а-ля цыганский, эстрадный хор».

В самые «хлебные» годы противоречивых «девяностых», за пару лет до сокрушительного «дефолта» 1998-го, когда еще любые коммерческие начинания могли быстро стать прибыльными, у Михаила Турецкого все отчетливее проявлялись способности маркетолога и продюсера. Он действовал по наитию, но так, словно «варился в шоу-бизнесе» давно. Не сговорившись с Айзеншписом, почти утратив финансовые «комплименты» олигархов, не зная близко никого из влиятельных персонажей нашей «эстрадной тусовки» и высокопоставленных чиновников от культуры, Турецкий тем не менее уловил момент и цель для «тарана». Четко определил собственную стратегию и срок ее реализации. Если в ближайшие полтора года его хор не получит в России стабильного финансирования и официального статуса, он остается в США, чтобы продвигаться на тамошнем музыкальным рынке. «В мае 1997-го заканчивался наш второй контракт в Америке, — объясняет Турецкий, — и мне сказали за океаном, что готовы подписать со мной так называемое lifetime-соглашение, если я буду находиться в США постоянно».