Игорь Масленников - Бейкер-стрит на Петроградской

Наш проект затрещал по швам…

Кстати, потом Андрейченко в какой-то телевизионной передаче сказала, что я, «будучи секретарем парткома „Ленфильма", отстранил ее от роли за связь с иностранцем».

Срочно была вызвана вторая кандидатура, показанная худсовету, — Елена Сафонова. В то время она только начинала сниматься в кино, ее никто еще не знал. И вот на площадке появляется бледная, худая и замученная Лена. По роли, вроде бы ничего, но по-человечески это никуда не годилось.

Нам пришлось остановиться.

Первым делом я повез ее в Стоматологический институт на Невском… Через неделю она была готова к съемкам.

Сергей Шакуров, утвержденный в паре с Андрейченко, странно отнесся к своей новой партнерше по фильму. «Не мой человек», — сказал он наотрез.

Я понял, что ансамбля не получается, хотя Шакурова мы начали снимать еще до приезда Сафоновой. Пришлось искать мою палочку-выручалочку — Виталия Соломина, очаровательного «доктора Ватсона».

Полтора месяца моя ассистентка Таня Бузян не могла нигде найти Виталия.

Он появился в Ленинграде, когда уже шел первый снег в конце октября.

21-го он прочитал сценарий. В тот же день мы сняли с ним эпизоды у Банковского мостика, а 26-го за один световой день — все эпизоды в Выборге.

Как и подобает «доктору», он выполнил функцию «неотложки».

А от Шакурова в фильме остались только ноги в сцене рыбалки. Туловище уже принадлежало Соломину…

Соломин сыграл решающую роль в «Зимней вишне», поскольку с ним мы точно определились в теме. Виталий должен был сыграть мужскую несостоятельность. Это было актуально в брежневское застойное время.

В одном из интервью Виталий говорил: «Что касается моего героя Вадима, то он нежизнеспособен. Он не может, не умеет толкаться локтями, пробивая себе дорогу… Ему мама нужна. И вот эта любовница, Ольга, она ему как мама…»

А один из зрителей из города Орла по имени Александр написал: «…Я был удивлен тем, что этот фильм снял режиссер-мужчина. Извините, но это предательство!»

Это Пушкин… Девятнадцатый век.

Женщины и теперь определяют и украшают нашу жизнь, на них она и держится.

И не только наша. С каждым годом все большее число стран в мире возглавляют женщины.

К мужскому населению отношусь скептически. Мне оно, в общей массе, не нравится. Эта масса либо такая, как мы показали с Соломиным в «Зимней вишне», — безвольная, бесхарактерная, ленивая. Либо — уже в нынешние времена — жадная, склонная к насилию и криминалу.

Фильм «Зимняя вишня» — это мои счеты к нашему мужскому населению периода брежневского застоя. Ко всем этим младшим научным сотрудникам, ничего не делавшим, курившим в коридорах всевозможных НИИ, получавшим пайки-заказы в полиэтиленовых пакетах…

Страну тянули женщины. Вынашивали, рожали и растили детей. Между прочим, половина женщин Советского Союза были в то время незамужними, и половина этих незамужних женщин были матерями-одиночками. Такова статистика…

Тема была модная. Фильмов с названиями типа «Одиноким предоставляется общежитие» было много.

Однако, чтобы хорошо написать, надо, как говорил Достоевский, «заголиться», полностью признаться во всех своих грехах.

Сила «Вишни», как я это теперь понимаю, в отличие от многих фильмов того времени, — в нашей с Володей откровенности. Рассказана история, которую оба мы знали не понаслышке, оба ее прожили.

Еще Бернард Шоу сказал: «Человека, который всю жизнь любит одну женщину, следует отправить к врачу, а может, и на виселицу».

Есть разные пути разрубить тревожную для всех ситуацию — адюльтер. Можно уйти из старой семьи, добившись официального развода. Но при этом становятся несчастными, страдают не только основные «фигуранты», но и другие близкие люди. И прежде всего дети.

Есть другой путь — честный путь добра и справедливости.

Лично мне был известен такой пример. Ленинградский архитектор Владимир Алексеевич Щуко приходил в гости к своему другу-архитектору Игорю Ивановичу Фомину, где и я часто бывал, на все семейные и прочие праздники с двумя, а то и тремя своими семьями — женами и детьми.

Похожую картину я наблюдаю, когда бываю в гостях у Геннадия Полоки: дети от разных браков чувствуют себя членами одной семьи.

Это не гарем, это не многоженство. Это торжество житейской мудрости.

В январе 1985 года «Вишня» была показана на худсовете студии, после которого директор «Ленфильма» Виталий Аксенов, главный редактор Нелли Маженджинова и худрук Первого творческого объединения Виталий Мельников долго отдельно совещались и наконец вызвали меня.

«Мы считаем это провалом, — сказал Аксенов. — Тебя, как парторга студии, надо спасать… У актрисы пустые глаза!»

В Госкино картину принимал главный редактор Армен Медведев. Он был настроен гораздо миролюбивее.

Но кинокритика, конечно, выпорола нас за мелкотемье и бытовщину.

Начал Виктор Демин в «Известиях».

Продолжила Елена Стишова в «Комсомольской правде». Она писала: «…Маленькие неправды с благой целью пролить бальзам на страждущие женские души делают свое дело. По крайней мере, на время сеанса… Они формируют зрителя, который ждет от искусства не познания скрытых глубин жизни, а — утешения…»

А во враждебном к моему творчеству «Огоньке» (вспомните «Бедного Кузю») Александр Фоменко писал: «Напрасно авторы фильма при создании семьи во главу угла хотят поставить только любовь и не задумываются о том, что в нашем пожелании семейного счастья — „совет вам да любовь" — слово СОВЕТ не случайно стоит на первом месте…»

Фильм был снят «в сослагательном наклонении», и женская аудитория родной страны оценила нашу откровенность. Одинокие женщины поставили рекорд зрительской активности — 80 миллионов посещений в первый год проката.

Благодаря им и начальство обратило на нас внимание — мы прокатились по многочисленным кинофестивалям, побывали в Испании, в Ирландии, даже в Аргентине и Мексике.

Возил я картину и в Гавр. Это была декада ленинградского искусства в портовом городе-побратиме, как тогда говорили.

Там впервые попробовал играть в петанк — французскую народную игру с железными шарами. В провинции она очень популярна, в Париже ее можно увидеть только на окраинах. Учил меня играть в петанк чилийский эмигрант кинорежиссер Хосе Карлос Руис — тогда малоизвестный, а теперь — мировая знаменитость. Ему нравилась «Вишня», он угощал меня дарами моря в рыбном ресторане. Полуметровая гора всевозможных раковин, улиток и ракообразных поглощалась под светлое сухое «божоле». На долгие годы я наелся тогда креветок. И сейчас на них смотрю затуманенным взором.