Федор Раззаков - Дин Рид: трагедия красного ковбоя

Это письмо вызвало удивление у многих чилийцев, которые его прочитали. Но не теми мыслями, которые были в нем отражены, а самим тоном – в нем автор как будто навсегда прощался с чилийцами. И люди, читавшие это письмо, никак не могли взять в толк, откуда взялась эта интонация. Вот почему это письмо получило название «прощального». Однако интонация эта возникла не случайно.

Дин прекрасно понимал, что поездка в Аргентину является опасной. И хотя ехал он туда как артист и даже брал туда с собой свою жену Патрисию, однако до конца не был уверен, что вернется оттуда живым. Аргентинские спецслужбы могли устроить ему любую провокацию и убрать его при любой удобной возможности. Как это, например, случилось с президентом самого большого профсоюза Аргентины Вандором, которого застрелили на улице неизвестные. Или с бывшим президентом Союза журналистов Аргентины, которого сразила «случайная» пуля полицейского. Однако и не ехать в эту страну Дин тоже не мог: это было не в его правилах – сворачивать с дороги на полпути.

Тем временем 29 маяв крупной чилийской ежедневной газете «Насьон» вместо привычной передовицы было напечатано прощальное приветствие, обращенное к Дину Риду. Его автор, редактор этой газеты Мигель Умберто Агирре, писал: «Правда, гринго, заключается в том, что нам нелегко сказать тебе „гуд бай“, тебе, который никогда ничего не требовал от нас. Мы много раз работали вместе, всегда во имя нашего революционного дела.

Ты сейчас далеко от своей семьи, ты оставил своих близких, чтобы жить в окружении друзей. Ты сейчас далеко от своего дома, от своих родителей, далеко от родины и от своей дочери Рамоны.

Ты оставляешь нас как брат, Дин. Ты оставляешь нас как романтик нашего дела. Ты оставляешь нас, потому что такова твоя судьба – бороться за то, во что ты веришь.

Нас покидает друг.

Ты для нас друг, который отправляется теперь в другую точку планеты, чтобы поднять оружие за счастье других народов.

Мы прощаемся с хорошим товарищем. Поцелуй и обними за нас Рамону. Пусть она простит нас за то, что мы столь надолго задержали ее отца, и пусть поймет, что это было необходимо».

Когда Патрисия узнала, что Дин собирается ехать в Аргентину, она всячески отговаривала его от этой затеи. Поскольку к тому времени их брак превратился в чисто формальный и их связывали только дружеские отношения, Патрисия не могла умолять Дина своим именем. Поэтому она призвала на помощь имя дочери, которую Дин безумно любил. Однако даже это обращение не помогло. Только после этого Патрисия поняла, что эта поездка для Дина скорее не возможность увидеться со старыми друзьями, а нечто гораздо большее. Это была очередная игра на грани, тот самый вплеск адреналина в кровь, без которого Дин уже не мыслил своего существования. Поняв это, Патрисия успокоилась и, когда Дин спросил ее, едет ли она с ним, ответила утвердительно. «В конце концов, если я буду рядом, может быть, он не совершит каких-то необдуманных поступков», – подумала она. Увы, она в очередной раз ошиблась.

Поначалу Дин собирался въехать в Аргентину легально, для чего отослал запрос в аргентинский МИД. Но когда оттуда пришел отрицательный ответ, воспользовался нелегальным каналом, который существовал на границе с Уругваем и которым давно пользовались его аргентинские товарищи. По планам Дина, они с женой должны были пробыть в Аргентине чуть больше недели, после чего Дина ждала новая поездка – в Советский Союз. Там он собирался посетить в качестве гостя Международный московский кинофестиваль, а потом отправиться на гастроли по стране.

Дин и Патрисия приехали в Буэнос-Айрес и поселились в доме своего давнего друга адвоката Эдуардо. Практически с первых же дней их пребывания в Аргентине об этом стало известно руководству главной спецслужбы страны СИДЕ, которое немедленно доложило об этом президенту страны Лануссе.

– Дин Рид – этот тот самый американский певец, который выстирал флаг своей страны в Сантьяго? – поинтересовался президент у главы СИДЕ.

– Тот самый, – подтвердил шеф спецслужбы.

– Известно, зачем он приехал к нам?

– Судя по всему, не в качестве туриста или исполнителя своих песен. По нашим сведениям, он планирует провести здесь какую-то пропагандистскую акцию в поддержку левых.

После этого в кабинете повисла тишина, которая длилась в течение минуты. Все это время президент сидел в своем кресле и глубокомысленно смотрел в окно, а глава спецслужбы не решался отвлечь хозяина кабинета от его мыслей. Наконец шеф СИДЕ не выдержал и поинтересовался:

– Может быть, арестовать его и выслать из страны? Повод для этого у нас есть: он ведь проник к нам нелегально.

– Вот именно, что проник, обведя вас вокруг пальца, – не скрывая своего раздражения, заявил президент. – Теперь о его пребывании здесь известно всем, и стоит вам применить насилие, как об этом тут же раструбят левые газеты. Вы хотите выставить своего президента душителем свобод?

Шеф СИДЕ счел за благо промолчать, понимая, что и в самом деле сморозил глупость. Возникшая в кабинете пауза длилась около минуты, после чего Лануссе подвел итог разговору:

– Не спускайте с этого американца глаз и, как только он задумает что-то противозаконное, немедленно высылайте из страны.

В течение нескольких дней Дин и Патрисия жили в Буэнос-Айресе, стараясь не давать повода властям думать, что они замышляют что-то противозаконное. Дин даже заехал на студию грамзаписи с тем, чтобы разведать обстановку насчет возможных переговоров о выпуске своих пластинок, и сделал зондаж на предмет проведения своих концертов. Побывал он и на киностудии, где встретился с режиссером Энрике Каррерасом, у которого в 60-х снялся в двух фильмах. От него Дин узнал, что тот только что выпустил свою очередную музыкальную комедию с непритязательным названием «Улыбка мамы», где главную роль опять сыграл его постоянный исполнитель – популярный аргентинский певец Палито Ортега.

– А для меня ролей у тебя нет? – как бы в шутку спросил Дин.

– Увы, Дин, но твоя персона вряд ли устроит боссов киностудии, – развел руками Каррерас. – Но я слышал, что ты и в Италии испытываешь такие же трудности?

– К сожалению, это правда, – подтвердил этот слух Дин. – Моя политическая активность у многих как кость в горле. Впрочем, их понять можно. Господа капиталисты не хотят платить мне гонорары, зная, что половину из них я буду отдавать коммунистам.

– А не отдавать нельзя? – поинтересовался Каррерас.

– Это моя принципиальная позиция, – пряча улыбку, ответил Дин.

– В таком случае тебе легче сниматься у коммунистов.

– Судя по всему, к этому все идет, – ответил Дин и первым протянул ладонь для прощального рукопожатия.