Мария Поступальская - Обручев

В городу Нинся расположились на отдых, а Обручев с Цоктоевым на двух мулах выехал осмотреть Алашанский хребет. Они долго ехали по голой пустыне, потом поднимались вверх по каменистому ущелью. Ночевали на постоялом дворе, приютившемся среди хаоса каменных глыб. Наутро снова начали подъем и к вечеру достигли перевала. А ночью повалил снег, и обратно возвращались, боясь потерять тропу, промерзшие и занесенные мокрыми хлопьями.

От Нинся шли вдоль Желтой реки. Было тепло, и крестьяне торопились с пахотой и севом. Сейчас сеяли «белое зерно», то есть пшеницу, кукурузу, просо. В июне, после уборки, посеют «черное зерно»— горох и фасоль. Их уберут в сентябре.

Над рекой проносились стаи уток и диких гусей. Они летели на север, и Обручев невольно следил за ними и думал, какой долгий путь им нужно преодолеть.

После веселых пашен вступили на окраину пустыни Тынгери — местность такую безводную, что в редких селениях путникам разрешали выпить воды и напоить животных только за деньги. Обвинять людей за это было нельзя. Они порой приносили воду из очень далеких источников.

И на северных отрогах Наньшаня было не легче. Ни леса, ни воды... Камень! Китайцы именуют всю систему этих гор Наньшанем, то есть южными горами, но многие хребты не имеют названий. Обручев дал северной цепи хребта имя Рихтгофена.

В городе Ланьчжоу оправдались предсказания Потанина: только шифрованная телеграмма в пекинское русское посольство и распоряжение из Пекина заставили местных чиновников отдать Обручеву давно переведенные ему деньги.

После десятидневной задержки из-за денег наняли новых возчиков с мулами и начали поход через горные цепи Наньшаня. Нередко на высоких перевалах отряд настигала сильная метель. Снежные вихри кружились на этих диких утесах. Словно сотни белых бесов вылезли из ущелий, где прятались до времени, а теперь пляшут и визжат, радуясь свободе. После такого бурана лёссовая почва размокала, обращалась в густую грязь, мулы скользили, ехать верхом становилось опасно, и Обручев шел пешком, помогая мулу и осматривая обнажения горных пород. Еле вытаскивая ноги из грязи, он часто работал под сырым снегом, на ветру, без горячей еды. Уставал до изнеможения, но, отдохнув за ночь, утром чувствовал себя снова бодрым. Как ему казалось, он стал горазда сильнее и выносливее, чем прежде.

Где возможно, он осматривал каменноугольные копи в горах. Преодолеть сопротивление начальства и самих рабочих было нелегко — считалось, что иностранец в шахте приносит несчастье. Но Владимир Афанасьевич упорно добивался своего. Часто ходы в шахтах были так узки, что он продвигался ползком в полной темноте. Все время слышался грозный треск породы — креплений не было почти никаких.

Он видел тяжелый труд шахтеров в России, но здесь было еще страшнее. Углекоп вытаскивал ежедневно на-гора сорок корзин угля и зарабатывал на русские деньги около трех рублей в месяц. А хозяин, продавая уголь, за два дня возвращал в свой карман месячную плату рабочего.

После этого тяжелого перехода по горам Обручев решил отдохнуть в городе Сучжоу. Здесь он остановился в доме очень интересного человека — бельгийца Сплингерда. У себя на родине Сплингерд был каменщиком, потом нанялся в услужение к одному миссионеру и вместе с ним приехал в Китай. Очень способный, он выучил трудный китайский язык и сопровождал Рихтгофена по всему Китаю как переводчик. Он сам при этом познакомился с бытом и нравами страны, и когда, по рекомендации Рихтгофена, стал агентом нескольких европейских торговых домов, то проявил столько ума и такта, что его оценили не только европейцы, но и китайцы. В то время когда Владимир Афанасьевич приехал в Сучжоу, Сплингерд был уже китайским мандарином. Он разбирал тяжбы и заведовал оспопрививочной станцией.

Обручев слышал об этом помощнике Рихтгофена еще в Пекине, но не ожидал, что встретит такой добрый товарищеский прием и узнает от своего хозяина столько интересного.

— Я видел почти всю страну, — говорил Сплингерд, — знаком с жизнью любого китайца, будь он уличный разносчик или мандарин... Кое-что смогу показать и вам.

Он был с Обручевым в китайской начальной школе, где черноволосые с фарфоровыми личиками дети сидели на полу за маленькими столиками. Макая кисточку в тушь, они выводили в тетрадях сложные значки. Оказывается, эти малыши писали изречение из Конфуция: «Честность, справедливость, приличия, мудрость, истина. Нужно держаться этих пяти главных добродетелей». Тех, у кого дело не ладилось, учитель награждал ударом бамбуковой трости по спине. Ребятишки сокрушенно кряхтели, но не плакали.

В городской тюрьме Обручев видел заключенных с прикованной к спине левой рукой. Правую оставляли свободной, чтобы узник мог готовить себе пищу. Тюрьма была грязная, тесная, множество арестантов носили кангу — тяжелый деревянный воротник. Сплингерд говорил, что следствие обычно ведется долго. Без взятки продажные судьи дела не решают.

— Главная беда Китая — продажность начальства, — сказал он. — Отсюда все беды. И я вас уверяю: так продолжаться не может. Будет переворот. Китайцы честный, трудолюбивый народ, они все повернут по-своему, и в стране утвердятся справедливые порядки. Мне не дожить, но вы почти вдвое моложе меня, вы увидите новый Китай.

Владимир Афанасьевич слушал сочувственно, но не думал тогда, сколько правды в этих словах.

Сплингерд был женат на китаянке, и весь его дом велся по китайскому образцу. Дети — семь красивых девушек и трое юношей — говорили только по- китайски.

Для Обручева устроили парадный китайский обед с бесконечной сменой блюд.

Владимир Афанасьевич попробовал и знаменитый паштет из сои, и соленые яйца, пролежавшие два года в земле, и суп из ласточкиных гнезд—блюда показались ему странными, но он все исправно съел. А Сплингерд сокрушался, Что не может попотчевать гостя супом из акульих плавников и трепангами. Что делать!.. Сучжоу далеко от моря.

После обеда был бой сверчков. Они дрались в большой чашке и, видно, очень ожесточились, кусая друг друга.. Под конец один сверчок выкинул из чашки другого и был признан победителем. Зрители волновались, подбадривали бойцов, держали пари... Обручеву показали жилище сверчков — чашка с крышкой, а в ней глиняный домик, крошечные блюдечки для воды и риса... Владимир Афанасьевич подумал, что этот бой сверчков — довольно невинная забава по сравнению с развлечениями европейцев — боем быков в Испании и петушиными сражениями во Франции.

Обручеву предстояло дальнейшее изучение Наньшаня. Для горных дорог нужны были не повозки, а вьючные животные. Сплингерд помог снарядить караван и даже отпустил с Обручевым старшего сына, чтобы приучить молодого человека к путешествиям.