Дарья Донцова - Я очень хочу жить: Мой личный опыт

– Кошка тебя лечить пыталась. Почти все домашние животные чувствуют болезнь хозяина. Если собака или кошка вдруг изменяет привычное поведение, постоянно укладывается на какую-то часть тела человека или, наоборот, избегает ранее любимого хозяина, нужно сходить к врачу. Бывает, что домашний любимец недоволен тем, что человек сменил парфюмерию, крем или внезапно начал курить. Но часто четвероногий друг пытается сигнализировать о неполадках в нашем организме. Сейчас проведены исследования, доказывающие, что собака способна унюхать опухоль, когда та только-только зарождается.

После третьей операции я поняла, что все самое, на мой взгляд, страшное, позади, и воспряла духом. Обрадовались и друзья, ко мне стали ходить гости. Первой у кровати очутилась Маша Трубина, ближайшая подруга детства. Она влетела в комнату, сжимая в руках трехлитровую банку с черной икрой, и, не дав мне рта раскрыть, затараторила:

– Значит, так, это надо слопать побыстрее, наворачивай половником.

Помните фильм «Белое солнце пустыни»? «Опять икра!» Вот-вот, это про меня. Машка с непоколебимой решимостью впихивала в меня рыбьи яйца. Я с тех пор шарахаюсь от икры, наелась ею на всю оставшуюся жизнь.

В своем желании поставить меня на ноги Трубина была не одинока. Засунув в меня граммов двести деликатеса за раз, Маня убегала на работу, а ей на смену являлся мой муж с кастрюлькой, в которой лежала слегка недожаренная телячья печенка. Никакие мои вопли и стоны на тему: «Терпеть не могу печень, никогда ее не ела и есть не стану», – на него не действовали. Со словами: «Надо, Федя, надо», – муж утрамбовывал в меня «лакомство» и уезжал на факультет.

Не успевал он выйти в коридор, как в палате возникали Володя Цехновичер с женой Катей. Она специализировалась по рису с овощами, Вовчик выступал в роли кондитера.

– Ну-ка, – сюсюкали они, разворачивая свертки и вытаскивая банки, – сначала риску диетического, с морковочкой, а уж потом пирожные.

– Сам пек! – сообщал Вовка. – Крем из рыночного масла с яйцами, просто пух. Давай, Грушка, ням-ням…

Мой рост составляет всего один метр шестьдесят два сантиметра, я привыкла есть мало, кошачьими порциями, но ни Владимир, ни Катя, ни Маруся не собирались меня щадить. Они были уверены, что я должна есть, как портовый грузчик, это ускорит процесс выздоровления.

Я давилась рисом, глотала пирожные. Володя с Катериной умилялись, целовали меня и убегали.

Завершался день всегда одинаково. Появлялась Оксана, проводила ревизию в моей тумбочке и резюмировала:

– Хорошая еда, но без витаминов. На-ка, немедленно съешь осетрину по-монастырски…

Или – «говядину под соусом», «рагу из овощей», «ризотто из цыпленка», «форель с лимоном»…

Оксанка великолепно готовит, блюда каждый день были разные, запивала их я свежеприготовленным соком. Подруга, человек обстоятельный и предусмотрительный, приволокла с собой соковыжималку и установила в палате со словами:

– Отличная вещь! Запихнули фруктики, нажали кнопочку, чик-брык, получили чистый витамин.

Дочку Машу привозить в больницу я запретила. Мне не хотелось, чтобы девочка видела маму, с трудом шагающую по коридору и позвякивающую стеклянной банкой, прикрепленной на резиновой трубке к талии. Ну незачем ребенку такие впечатления! На время моего нахождения в клинике Марусю взяла к себе Маша Трубина, она же в июне увезла девочку на свою дачу и, навещая меня, всегда говорила:

– Какое счастье, что Манюня со мной. Они с Кириллом постоянно чем-то заняты, я имею возможность спокойно отдохнуть у телевизора. Кирюшка не пристает ко мне бесконечно.

Дорогие мои, скажите, у вас будет «возможность спокойно отдохнуть у телевизора», если вы сидите на даче с двумя чрезвычайно активными, постоянно придумывающими разнообразные забавы подростками? Кирюшка, пользуясь безмерной любовью матери к нему, постоянно приводил приятелей. Орда мальчишек съедала почти все запасы в холодильнике и убегала. На смену им приходили девочки во главе с моей Машкой и выжидательно смотрели на Марию Вильямовну. В глазах детей горел немой вопрос: а не дадут ли нам чайку с бутербродиками? Думаю, Марии не удалось в то лето даже включить телик.

А еще моя подруга невероятная, я бы сказала, патологическая чистюля. Однажды ее муж Сережа увидел, что она, вооружившись отверткой, возится у розеток.

– Чем ты занимаешься? – удивился Сергей Петрович.

И услышал в ответ:

– Хочу протереть изнутри, в них, наверное, полно пыли.

У Маши Трубиной среди предков явно был енот-полоскун – она постоянно стирает, моет, пылесосит. Ни ребенка, ни мужа Маша не выпустит на улицу в мятых брюках или несвежей рубашке. Теперь же к одежде Сергея Петровича и Кирюши прибавились платьица и юбочки, колготочки-носочки девочки. И ни разу моя подруга не дала мне понять, что устала. Нет, наоборот, всякий раз, навещая меня, Маша радостно восклицала:

– Замечательное лето выдалось в нынешнем году.

И Трубина выполнила мою просьбу – несмотря на все уговоры моей дочки отвезти ее в больницу, она отвечала:

– Только не сегодня, там карантин. Ты же не хочешь принести маме грипп?

Сначала Манюня верила ей, но потом вдруг засомневалась и один раз воскликнула:

– Мне нельзя, а тебе, получается, можно? Сама-то собралась и сумку с едой сложила!

– В отделение никого не пускают, – лихо солгала Трубина, – я договорилась с медсестрой, та передачи от меня в палату приносит.

До сих пор не понимаю, как подружке удавалось врать с невинным видом. Она не способна лгать. Но ради меня поступилась принципами и ловко обманывала Манюню.

Мне не хотелось видеть в клинике и старших детей. Им я сказала честно:

– Мальчики, я выгляжу не лучшим образом, давайте обойдемся без визитов.

Представляете мое удивление, когда вскоре после третьей операции в палате материализовался Дима и предложил:

– Пошли, пройдемся. Погода супер. Могу вывезти тебя во двор в инвалидной коляске.

Я отказалась садиться в кресло на колесиках, оперлась на его руку и, звякая банкой, потащилась на улицу.

Мы прошли метров сто и наткнулись на Игоря Анатольевича. Тот шутливо погрозил мне пальцем:

– Ох, Агриппина Аркадьевна, только из реанимации вышли, а уже с молодым человеком роман крутите.

Я хихикнула:

– Точно. Нельзя же терять квалификацию!

Димка внезапно обиделся. Он то ли не понял, что врач шутит, то ли решил, что смеяться вовсе не над чем, и сердито заявил:

– Вы с ума сошли! Это же моя мама!

И тут я зарыдала. Игорь Анатольевич, перепугавшись, побежал в корпус за инвалидным креслом, Димка доволок меня до скамейки, усадил и сурово спросил:

– Отчего у нас истерика?

Я молча лила слезы. Отчего истерика? Да от умиления! Димка всегда называл меня Груней, а тут…