Александр Соловьев - Самые знаменитые влюбленные

Для проверки он идет в дамский туалет. Никто не обращает внимания. Большая старая бабища в пачке. Ну и что? Дальше он идет за кулисы, договаривается с аккомпаниатором. Больше ни один человек ничего не знал. Все – чистая импровизация.

Грегори Пек наконец заканчивает свой текст. Звучат первые такты, и на сцену спиной к залу, на пуантах, как и полагается, выплывает Ростропович. Представляете, да? Что самое интересное – никакой реакции. Американцы – люди воспитанные и очень наивные. Видят, конечно, что дама, мягко выражаясь, не молоденькая и для балета полновата. Ну, в конце концов, мало ли что! Всякое бывает. Наверное, в свое время была великой, наверное, подруга Стерна.

Все покорно молчат и смотрят, как Слава плещет руками. А он рад стараться. Проплыл через всю сцену, забрался в ящик с канифолью, наканифолился, поплыл обратно. С оркестром начались конвульсии. Музыканты просто сползали под пюпитры. Тут Айзек Стерн первый начал понимать, что происходит. Он то вставал, то садился, беззвучно ловя воздух ртом. А Слава добрался наконец до виолончели и, не выходя из образа примы-балерины, сыграл своего «Лебедя» под стон зрительного зала. Могу подтвердить, такого успеха у Ростроповича никогда не было»…

Когда Мстислав и Галина встретились впервые, они оба были уже настоящими звездами. Ростропович, буквально метеором сверкнувший в Московской консерватории (со второго курса сразу на пятый), стал солистом Московской филармонии, еще будучи аспирантом, победил на Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей. Его выделил один из ведущих творцов музыки – Сергей Прокофьев, в доме которого Ростропович прожил два лета, постигая тайны вдохновения.

Потом он объехал с концертами весь Союз, выступая во всех крупных городах и сибирских селах. Слетал к Северному полюсу, чтобы сыграть перед полярниками. Стал лауреатом международных конкурсов в Будапеште и Праге. Получил Сталинскую премию. И сделал первый шаг к тому, чтобы покорить весь мир – 9 декабря 1954 года он исполнил Симфонию-концерт Сергея Прокофьева с оркестром Датского радио под управлением Т. Иенсена в Копенгагене, затем в Нью-Йорке под управлением Д. Митропулоса и, наконец, в Лондоне. Это был прорыв, неслыханный в летописях советской культурной политики и дипломатии.

Галина Вишневская к тому времени, выдержав главный в своей жизни экзамен, была принята в 1952 году в труппу Большого театра – на прослушивание в стажерскую группу она, ничтоже сумняшеся, пошла сама, никого не спрашивая, просто увидев объявление на Невском, и блестяще выступила в первых партиях (в операх «Фиделио» и «Евгений Онегин»). За ее плечами были уроки Веры Гариной, отшлифовавшей природный талант до истинно бриллиантового блеска, и первый брак, продлившийся два месяца и оставившей ей на память фамилию – военный моряк Георгий Вишневский резко возражал против сценической карьеры жены.

Второй раз Галина Вишневская вышла замуж за директора Ленинградского Театра оперетты Марка Рубина. Марк Ильич, если и был удивлен оперным перспективам жены, то нисколько ей в этом не препятствовал. Скорее наоборот, он только приветствовал такое развитие ее таланта. С ним Галина постигала не только сценические навыки, но и тайны женской мудрости. «Это был солидный мужчина, старше меня лет на двадцать. Мы прожили с ним довольно долго – десять лет. С ним было спокойно, надежно. С Марком я поняла простую истину – что женщинам всегда нравятся мужчины не старые и не молодые, не толстые и не худые, а те, которые ими бы занимались».

В общем, не было ничего необычного в том, что Вишневская и Ростропович встретились. Известных советских артистов часто приглашали на приемы иностранных делегаций в качестве гостей. На одном из таких приемов в ресторане «Метрополь» в апреле 1955 года Мстислав и познакомился с Галиной. Певица позже вспоминала: «Он сел за наш стол, я с кем-то болтала, на него не обращая никакого внимания. Имя его я слышала в первый раз – да еще такое трудное, я его сразу и забыла. Он рассказывал какие-то смешные истории, потом смотрю – яблоко от него ко мне через весь стол катится (как Парис в «Прекрасной Елене» – «Отдал яблоко он ей…»)». Тут же последовал и второй подарок – коробка шоколада: «Я шоколад не ем. Но он все равно мне ее всучил. Так и познакомились».

Прошла неделя. Или две, или месяц. Наступил май. Открылся фестиваль «Пражская весна». И Ростропович, и Вишневская были в числе участников. Галина до сих пор считает самым счастливым днем своей жизни ту их встречу в Праге. Начало романа.

Это был бешеный штурм. Ворвавшись в ее гостиничный номер, Ростропович опустился на колени и сказал: «Я еще в Москве при нашей первой встрече заметил, что у вас очень красивые ноги, и мне захотелось их поцеловать». Его совершенно не интересовало, что Вишневская – замужняя дама, восходящая звезда Большого театра. Он был увлечен женщиной, которую никогда не видел на сцене. Так, по крайней мере, говорит сама Вишневская. Она, кстати, тоже совсем не знала, что он за музыкант. Это незнание придавало их отношениям какую-то дополнительную остроту.

Возможно, Галина слегка кокетничает. Чуть позже в том же интервью, в котором она рассказывала о начале их романа, она заметила, что Ростропович к тому времени считался завидным женихом: «Такой молодой, а уже лауреат Сталинской премии, профессор. Вокруг него было много всяких юных музыкантш». Богемные сплетники называли имена Майи Плисецкой, Зары Долухановой, Аллы Шелест. А потом появилась ехидная присказка: « Маялся-маялся, зарился-зарился, шелестел-шелестел! А подавился вишневой косточкой».

Но дело, конечно, совсем не в премии – в конце концов, их объединяло не тщеславие, а куда более высокая страсть – страсть к музыке, страсть к прекрасному. И любви они искали такой же.

Вишневская пишет в автобиографической книге «Галина»: «Я ждала любви, ради которой стоило бы умирать, как мои оперные героини. Мы неслись навстречу друг другу, и уже никакие силы не могли нас удержать. Будучи в свои двадцать восемь лет умудренной жизненным опытом женщиной, я всем сердцем почувствовала его молодой безудержный порыв, и все мои чувства, так долго бродившие во мне, устремились ему навстречу».

Ростропович умел ухаживать. Он дарил любимой ландыши корзинками и… огурцы. «Мы однажды шли мимо витрины, как вдруг я увидела банку с огурцами и сказала Славе, что очень их люблю. Магазин был закрыт, мы торопились, но в тот же вечер у себя в номере я обнаружила в вазе с ландышами соленые огурцы»…

Из Праги они вернулись уже мужем и женой. Но по тем временам что в Советском Союзе, что в Европе подобная выходка грозила влюбленным серьезными проблемами – «аморалка» вполне могла привести к отлучению от сцены.