Джон Мэн - Иоганн Гутенберг

В январе 1521 года Лютер был отлучен от церкви, что привело его в ярость: «Почему мы не… бросимся со всем своим оружием на этих проклятых господ, на этих кардиналов, этих пап, на всю эту выгребную яму римской содомии?»

Решающего столкновения было не избежать, но оно вряд ли могло состояться в Риме, так как Лютер не поехал бы туда. Оно состоялось в Вормсе чуть позже в том же году. Насилие витало в воздухе, и Лютер нервничал, опасаясь судьбы Яна Гуса, который по прибытии в Констанц, где ему обещали императорское покровительство, был сожжен. Но Лютер был немцем, а не каким-то богемским выскочкой. Он успокоил себя и поехал в сопровождении императорского эскорта в карете, впереди которой скакал глашатай, а вокруг толпились люди. В каждом городе его раздражал вид императорских плакатов, возвещавших о том, что его книги должны быть сожжены, но пока еще было неясно, чьи работы окажутся на костре. Лютер собрался с духом – плакаты служили в качестве рекламы, и люди, у которых никогда не было его книг, бросились их покупать.

В январе 1521 года Лютер был отлучен от церкви.

Вормс встретил его очень бурно. «Большинство людей кричало: „Лютер!“ – неуверенно записал один из папских нунциев. Остальные кричали: „Долой Рим!“» Во всех магазинах было полно его публикаций. Мартин Лютер был самым популярным автором и настоящей находкой для местных книгопечатников (одним из которых, кстати, был Петер Шёффер, сын партнера и соперника Гутенберга и брат Иоганна, который остался в Майнце).

17 апреля Лютер предстал в епископском дворце перед Карлом V из династии Габсбургов, выросшим в Бургундии, правившим в Испании и являвшимся императором Священной Римской империи. Рядом с окном лежали его книги, все 20 сочинений, которые, согласно папскому указу, должны быть преданы огню. Были зачитаны их названия. Затем Лютера спросили: «Отрекаешься ли ты от веры?» Зная, что настал момент, когда Церковь должна быть официально разрушена, он попросил время. Ему дали 24 часа. Когда он вернулся на следующий день, в зале было так много народу, что сидеть мог только император. Присутствовавшие хотели услышать простой ответ: да или нет, – но Мартин Лютер отказался идти на уступки и, к явному недовольству тех, кто его допрашивал, начал свою неотразимую речь.

Простого ответа не было: он не мог отречься от всех своих книг, потому что некоторые из них были вполне безобидными. Но даже для противоречивых книг у Лютера было оправдание. Его судьи должны опасаться избегания конфликта, поскольку иногда избегание битвы сохраняет зло. Он процитировал слова Иисуса: «Не мир пришел я принести, но меч». Его обвинитель Иоганн фон дер Эккен снова потребовал простого ответа: да или нет. Теперь Лютер наконец был готов. Впоследствии его ответ часто цитировали: «Мой разум подчиняется слову Божьему. Я не могу и не буду ни от чего отрекаться, потому что идти против разума неправильно и небезопасно». В более поздней печатной версии добавлено: «Я стою здесь. Я не могу поступить иначе». Не в первый раз печатная версия добавила к правде драматизма, причем настолько убедительно, что эти слова теперь – часть мемориала Лютера в Вормсе.

Мартин Лютер был самым популярным автором и настоящей находкой для местных книгопечатников.

Император дал свой ответ на следующий день. Он предоставит Лютеру свой эскорт, но не более, ведь тот был еретиком. Это был осторожный ответ, без утверждения папской власти. Лютеру разрешили остаться для дальнейшей дискуссии, в частности с мерзким человеком по имени Иоганн Добнек, бывшим крестьянином, а ныне священником и ученым, ярым противником Лютера и его идей. Он высказал грубое обвинение, что Лютер был против индульгенций только потому, что ему самому не разрешили их продавать. На Лютера это не произвело никакого впечатления, однако рвения у Добнека не поубавилось и он даже записал свою обличительную речь на немецком. Не найдя желавшего ему помочь книгопечатника в Вормсе, Добнек отправился искать его в другие места, в конце концов найдя его в Кёльне (о последствиях этого события мы узнаем чуть позже).

Официальная осторожность была мудрым шагом. Плакаты, подписанные кем-то или чем-то по имени Бундшух (очевидно, это была некая крестьянская группа), объявляли о том, что в защиту Лютера готовы выступить 400 рыцарей. Жизнь его обвинителей и, возможно, самого императора находилась под угрозой. Никто не знает, существовали ли эти рыцари, но никто не хотел искушать судьбу.

Мартин Лютер: «Мой разум подчиняется слову Божьему. Я не могу и не буду ни от чего отрекаться, потому что идти против разума неправильно и небезопасно».

Лютер уехал 26 апреля в сопровождении императорского эскорта – но кто мог знать, насколько это безопасно? Никто: ни он, ни его покровитель Фридрих, который не хотел рисковать и приказал устроить ненастоящее похищение. В лесу кортеж Лютера окружили всадники, захватили его и умчались с ним в замок Вартбург – специально подготовленное Фридрихом место.

Тем временем в Вормсе имперские власти объявили Лютера вне закона, запретили его книги и наложили запрет на «клевету». Таков был приговор, который навис над Лютером и ограничил свободу его перемещения за пределами Виттенберга. Но это ничего не изменило. Большинство людей по-прежнему поддерживало Лютера. Один из его оппонентов, сатирик Томас Мурнер, в 1522 году опубликовал в Страсбурге сочинение «О великой лютеранской глупости». «Мурнер» означало «ворчун», но также это было имя кота из народных сказок, поэтому карикатуристы по всей Германии изображали его с кошачьей головой. Как бы то ни было, в Вормсском эдикте забыли упомянуть о том, что запрещалось клеветать только на сторонников папы, поэтому местные пролютеранские власти наложили арест на книгу Мурнера.

На перевод Нового Завета у Лютера ушло всего 11 недель, он появился в 1522 году.

Лютер продолжал прятаться в Вартбурге как «юнкер Георг», отрастив бороду и растолстев. Здесь он начал работу над своим следующим проектом – немецким переводом Библии. Его перевод Нового Завета, на который у него ушло всего 11 недель, появился в 1522 году. Это была на удивление сильная работа, основанная на еврейском и греческом текстах, намного превосходящая перевод Ментеля, базирующийся на латинском тексте и изданный в Страсбурге 60 годами раньше. Перевод Старого Завета увидел свет в 1534 году. Нельзя сказать, что Библия Лютера – труд одного человека (поскольку он использовал помощь других в отношении всех задействованных языков, в том числе немецкого), но этот проект был пропитан его мастерством и стал краеугольным камнем в формировании современного верхненемецкого диалекта. Лютер сознательно хотел избежать использования своего родного нижнесаксонского диалекта, чтобы, по его словам, «быть понятым людьми как из Верхней, так и из Нижней Германии». Он избегал использования слов, присущих местным диалектам, выбирая фразы, известные всем, упрощая и стандартизируя их написание. И это сработало: его Библия стала образцом великолепия и удобопонятности, каковым она остается и по сей день. В отношении лингвистического влияния эта работа стала немецким аналогом работ Шекспира и Библии короля Якова.