Дневник библиотекаря Хильдегарт

— Борис Моисеевич, не волнуйтесь. Вам вредно волноваться. Мы немедленно всё исправим. Присядьте пока, подождите минуточку...

Затем - лепечущий девичий голосок:

— Скажите, а как понять, где в этой книге статья, а где - не статья?

— Какая статья вам нужна, душечка?

— А вот, у меня тут на бумажке написано.

— Давайте, я вам найду. Вот ваша статья - вот, смотрите.

— Да нет! Эту статью я уже видела. Там одни графики какие-то... таблицы. Ничего не понять. Вы мне найдите в этой книжке точно такую же статью, только чтобы было всё понятно.

— А вот тут я бессильна, голубушка. Тут я ничем не могу вам помочь. Статью, которая будет вам понятна, очевидно, ещё не напечатали... Думаю, вам придётся самой её написать.

Вкрадчивый, развязный и одновременно очень смущённый мужской голос:

— Простите, мне бы журнальчик. Ну, такой журнальчик... понимаете... где женщины. Ну, вы меня понимаете.

— Разумеется, понимаю, молодой человек. Лидочка! Выдай читателю старые подшивки "Работницы"! Видишь, он интересуется... А мы-то ещё списать их хотели.

Возле телефона-автомата между этажами всклокоченный юноша возбуждённо кричит в трубку:

— Да! Достал ей костюм, представляешь! Именно то, что надо - с рогами, с хвостом... Ей очень пойдёт!

Рабочий день начался.

Моя подруга, в который раз навсегда расставшаяся с любимым человеком, сидела у меня на кухне, кутаясь в шаль, заедала ярость и печаль пирогом с малиновым вареньем и, чтобы не говорить ОБ ЭТОМ, говорила обо всём остальном. Вспоминала, как после института преподавала английский язык в младшей школе.

— Представляешь, я им говорю: дети, давайте повторим английский алфавит. Ну-ка, кто ответит? И вдруг они все, как по команде, вскакивают, делают идиотские лица и такими кукольными, буратиньими голосами начинают быстро-быстро тараторить: «эй, би, си, ди» и так далее. Ужас какой-то. Я говорю: ребята, что вы, давайте ещё раз, по очереди. Вот ты - давай, отвечай, только медленно, отчётливо выговаривай... Какое там! Кого ни подниму, все делают одно и то же: вылупляют глаза, вытягивают шеи, как жирафы, и на жутких скоростях выдают мне этот самый алфавит. Ну, я начинаю злиться, орать на них: прекратите хулиганить, отвечайте, как положено. А они смотрят на меня большими глазами, и я вижу, что они не понимают, чего я от них хочу. Я думаю – что за фигня такая? Главное, все остальные уроки они отвечают нормальными голосами, не тараторят... Пробую их переучить – не выходит. А знаешь, что это оказалось? Их прежняя училка, старая дура, ставила им пластинку с английским алфавитом, но ставила на семьдесят пять оборотов, представляешь? Она думала, что так и нужно! И я их так и не смогла переучить. Они сейчас уже взрослые, а в головах всё равно при упоминании об английском алфавите выскакивает эта писклявая песенка буратинья… Так до конца жизни и останется. А что ты думаешь? Я до сих пор себе дни недели представляю по школьному дневнику. И все так представляют. Нет, но как подумать, что они уже все взрослые - это ж какой кошмар! Помню, я когда ещё была в институте, на практику меня посылали в одну деревенскую школу. Так вот, я недавно была в этой деревне. Там здоровенные дяденьки-механизаторы так почтительно со мной здоровались - помнят, типа, первую учительницу. А мне от этого почтения провалиться хотелось. Господи, какая же я старая! А туда же - душевные страдания... В гроб пора ложиться, а всё страдания. И всё-таки... ну, почему он такая сволочь, а? Ну, можешь ты мне это объяснить? И никто не может. В нормальном сознании это всё равно не укладывается.

Все думают, что зловещими и загадочными могут быть только старинные библиотеки. Как у Умберто Эко. Те, в которых низкие полукруглые своды, тройные ярусы деревянных шкафов, забитые заплесневелыми книгами по герменевтике, громадные полутемные читальные залы, расписанные фресками в духе Босха и уставленные глобусами, на которых нет ни Австралии, ни обеих Америк. В которых масса таинственных входов, выходов, переходов и труднодоступных мест. Ошибся дверью – и ты уже на дне глубокого колодца, над тобой весело качается маятник с серпом, а к твоей щеке сочувственно прижимается оскаленный череп твоего предшественника. А те библиотеки, в которых всё из бетона и пластика, в которых тесные душные зальчики залиты синеватым электрическим светом, а в каждом углу перемигиваются компьютерные мониторы – помилуйте, что в них может быть зловещего или опасного?

Роковая эта ошибка погубила не одну невинную душу, к нам забредшую. Потому что абсолютно неважно, как выглядит библиотека снаружи. И ни в коей мере нельзя доверяться успокоительному электрическому свету, поскрипыванию пластмассовых стеллажей и вздохам мягкого линолеума под ногами. Потому что библиотека всегда полна опасностей и непредсказуемых вещей. Ты проходишь мимо картотек с новенькими блестящими ящиками и видишь, как из одного такого ящика высовывается серый клочковатый хвост с кисточкой на конце. Видя твой интерес, он успевает в последний момент прикинуться старой тряпкой, забытой уборщицей. Ты облегчённо вздыхаешь, не зная ещё, что это дурной знак. Затем ты огибаешь угол и видишь надпись на очередном каталожном ящике: «Картотека пропавших в читальном зале». Там нет слова «книг». Просто –«картотека пропавших». Смутно встревоженный, ты идёшь дальше и понимаешь, что та лестница, которая в прошлый раз привела тебя в уютное местечко, где добрая женщина в вязаной шали приветливо кивает навстречу каждому, а со шкафов криво улыбаются головы Сервантеса, Фирдоуси и Макиавелли, сегодня вдруг резко свернула в пыльный коридор, где светит одинокая лампочка, вода каплет с потолка, а в углу стоит, скрестив руки, Данте, в знаменитой позе «оставь надежду всяк сюда входящий». Ты пытаешься выбраться из этого коридора и натыкаешься на дверь в стене, за которой слышны придушенные вскрики и вой. В порыве сострадания ты рвёшь эту дверь на себя, выскакиваешь на полутёмную лестницу, заставленную ящиками с надписью «Приборы для определения группы крови. Обращаться осторожно!» Видишь в темноте сверкающие боевой яростью глаза и догадываешься, что это кот. Вернее, несколько котов, занятых серьёзным разговором. Пятясь задом и стараясь не привлекать к себе внимание, осторожно отступаешь назад, и слышишь возглас: «Кто это опять не закрыл чёрную лестницу? Безобразие!» А дальше хлопанье двери и скрежет ключа в замке. Догадавшись, что дело твоё плохо, ты начинаешь метаться и выть, перекрывая кошачьи вопли, но на твои крики никто не приходит. В панике ты принимаешься бегать по лестнице, царапать ногтями плакаты гражданской обороны, колотиться во все встречающиеся на пути двери –пока не понимаешь, что всё это бесполезно, и с нынешнего дня «картотека пропавших» пополнится твоим именем.