Дневник библиотекаря Хильдегарт

Всклокоченная старушка врывается в зал, яростно оправляет на себе кофту, оглядывает сияющие грязноватой белизной пустые стены.

— Скажите, а почему у вас тут не висит карта Уругвая?

— Да, в самом деле, это серьёзное упущение. Завтра же повесим. Сегодня же.

Главное – ни в коем случае не спорить. И не удивляться ни при каких обстоятельствах.

Солидный мужчина в старомодных роговых очках медленно входит, отвешивает степенный полупоклон и представляется:

— Наполеон Бонапарт

— О, очень приятно. Большая честь для нас.

— Да нет, вы меня не поняли. Для меня там отложена книга Тарле «Наполеон Бонапарт». Не могли бы вы мне её принести?

О Боже, какой конфуз!

О монастырской дисциплине

Кроме груш, на острове Скадан ещё водились змеи, ящерицы и жабы, и в преогромном количестве. Откуда они там взялись, сказать нетрудно. Когда аббат Адамнан приплыл на остров Рейхенау, он, по обычаю, принятому в то время у святых, изгнал оттуда всех ползучих и прыгающих гадов и запретил им возвращаться. А поскольку ближайшим от Рейхенау участком суши оказался остров Скадан, они, посовещавшись между собой, решили обосноваться именно там. Аббат Бернард, назло аббату Адамнану, оказал им самый радушный приём.

В знак благодарности змеи пообещали никогда не жалить никого из его монахов и обещание своё держали твёрдо, так что любой из братьев мог ходить по острову босиком и ничего не опасаться. Жабы же сделались и вовсе ручными, часто запрыгивали в кельи к братьям и сидели на земляном полу, вздыхая и неподвижно глядя на огоньки лампад. Братья тоже привыкли к своим соседям и, встретив в жаркий день в саду разморённую зноем жабу или лягушку, заботливо поливали её водой из кувшина. Аббат Адамнан всегда с большой неохотой посещал остров Скадан и передвигался по нему с понятной осторожностью, но там никто не держал на него обиды и вреда ему не причинял.

Однако, не только змеи и ящерицы были причиной раздражения аббата Адамнана против обители аббата Бернарда. Он завидовал тому, как в ней слаженно и чётко поют часы, не пропуская и не искажая ни единого слова и не позволяя себе ни одной фальшивой ноты. Однажды он сказал об этом аббату Бернарду.

—Поистине, отец Бернард, - сказал он, - можно только удивляться усердию и прилежанию ваших духовных чад. Похоже, что все они знают бревиарий наизусть, слово в слово, и все как один умеют читать его без единой запинки. Если бы я мог сказать такое же о моих монахах! Увы – мне с ними беда; они безбожно перевирают чуть не каждый гимн, а когда не забывают слова, то бормочут вместо этого, что придёт на ум, в надежде, что я не замечу.

— И с моими было то же, отец Адамнан, - сочувственно кивая, ответил аббат Бернард, - но мне удалось с этим справиться.

—Расскажите мне, отец, как вам это удалось, - попросил его аббат Адамнан.

—О, очень просто, - с лучезарной улыбкой ответил аббат Бернард. – Я поставил в храме саксонского лучника и велел ему стрелять в каждого, кто переврёт или перепутает слова молитвы.

—Как, прямо так сразу и стрелять? – ужаснулся аббат Адамнан.

—Ну, зачем же сразу? – добродушно засмеялся аббат Бернард. – Если кто-то из монахов ошибался один раз, я делал лучнику знак, и он доставал из колчана стрелу. Если тот же монах ошибался в другой раз, я вновь делал лучнику знак, и он накладывал стрелу на тетиву. И только если этот монах ошибался в третий раз…

—Господи, спаси и помилуй! – воскликнул аббат Адамнан. – Неужто в третий раз лучник стрелял?

—Нет, до этого дело ни разу не дошло, - покачав головой, мягко ответил аббат Бернард. – Никто из братьев не дал ему для этого повода.

—А если бы дал?.. – дрогнувшим голосом спросил аббат Адамнан.

—Никакого «если бы» на свете не существует, - сказал ему на это аббат Бернард. – Есть только то, что есть, и более ничего.

Потом аббат Адамнан тайком пытался вызнать у монахов, правда ли то, что рассказал ему аббат Бернард. В ответ на это монахи смеялись и говорили, что ничего подобного никогда не было, а отец Бернард просто пошутил с ним. Но когда аббат Адамнан отворачивался, они бледнели и украдкой осеняли себя крестом.

Люди, приходящие сюда, поистине великолепны в своём непредсказуемом разнообразии.

Молодой человек, смущённо улыбаясь, признаётся в том, что его интересуют книги по английской диалектологии.

— Только обязательно, чтобы это были диалекты именно Великобритании,

понимаете?

— Конечно, понимаю. А конкретнее?

— Ну, например, американский английский.

— Простите?

— Американский вариант английского. Ну, на котором говорят в Штатах, понимаете?

«Боже мой, - догадываюсь я, - он же думает, что Штаты до сих пор являются колонией британской короны! Где же он был последние двести с лишним лет?»

Две круглолицые девушки лет двадцати, в одинаковых банданах, берут книгу, из которой им велели законспектировать несколько глав. С недоверчивым восхищением разглядывают то, что получили, и наконец спрашивают:

— Это книга?

— Да, конечно. Не сомневайтесь – конечно, книга.

— А как в ней найти главу?

— А вот тут, в конце есть оглавление – видите?

— О-глав-ле-ни-е?..

В это время в зал заглядывает суровый юноша с чёлкой до бровей – на вид не старше тринадцати-четырнадцати лет.

— Простите, я просил «Критику чистого разума» Канта, а это «Критика

практического разума». Нельзя ли обменять?

Чудны дела твои, Господи.

Из библиотечного дворика доносятся возмущённые детские крики:

— Бабушка, ну, хватит уже! Ты уже целый час на моём самокате катаешься… дай и

мне покататься!

По просьбе willie_wonka

Сказка с немецкой моралью

Давным-давно - может быть, двести лет назад, а может быть, и все триста - в городе Виттенберге жили два друга-студента. Как их звали, я уже не припомню, поэтому назовём их Карл и Фридрих. Карл был весёлый парень, душа любой компании, завзятый дебошир и дуэлянт. Фридрих же был юноша деликатный, меланхоличный и мечтательный, любитель поэзии и уединённых размышлений. Впрочем, разница в характерах и привычках ничуть не мешала им быть добрыми приятелями.

Как-то раз дождливым осенним вечером они возвращались домой из университета. И вот на одной из тёмных улиц за ними увязался - кто бы вы думали? - маленький чёрный пудель! Ну, мы-то с вами понимаем, что это значит, - когда тёмным дождливым вечером на улице Виттенберга вдруг невесть откуда появляется маленький чёрный пудель, - но наши друзья ничего дурного в этом появлении не заподозрили.

— Взгляни-ка, Карл, - сказал приятелю Фридрих, - взгляни на это бедное создание! Он весь дрожит, бедняжка. Давай возьмём его, а то он, чего доброго, совсем пропадёт в такую-то погоду.