Федор Раззаков - Леонид Филатов: голгофа русского интеллигента

Многие артисты, узнав о контракте, проявили вполне здоровое беспокойство за свою судьбу – и на фоне газетных высказываний Любимова оно им кажется далеко не беспочвенным. Тем более что не совсем понимают, какой еще власти над ними не хватает сегодня ему – главному режиссеру, художественному руководителю, директору театра, и прежде всего Мастеру, чей творческий авторитет не подвергается сомнениям.

– Я, – говорит актриса Елена Габец, – не понимаю, почему гениальный режиссер Любимов не хочет оставаться художником, заниматься творчеством, как Мастер возрождать театр? А хочет заниматься приватизацией, акционированием, решением судеб и т. д.

– Почему не заняться творчеством? – как-то очень горько спрашивает Леонид Филатов. – Почему не сделать спектакль? Не может здесь подолгу жить – приноровимся, попробуем быстро репетировать, как на Западе. Ну об искусстве-то хоть немножко! Нет, все о капитализме, о положении в стране, пересказы статей из «Московских новостей»…

Очевиден здесь и другой аспект: на приватизацию заявлен не просто театр, а Театр на Таганке.

– Контракт, – высказывает мнение Елена Габец, – это сложное обговаривание интересов всех сторон. У артистов они тоже есть. Да и не только у артистов. У культуры у русской, у народа. Нельзя в один день росчерком пера превратить историю театра в предмет частных взаимоотношений между Гавриилом Харитоновичем (Поповым. – Ф.Р.) и Юрием Петровичем или Юрием Петровичем и труппой.

Впрочем, главная потеря, кажется, состоялась.

– Словом, у меня ныне чувство ужаса, горечи и жалости, – рассказывает Леонид Филатов. – Конечно, Любимов – гений, он останется в истории. Но так, видно, распорядилась судьба, что теперь у нас проблемы с Отцом. Актеры позволяли ему все, они его любили, обожали, получали очередную порцию хамства и прощали. Считали: пока не опустится занавес, мы должны быть с ним.

Но получилось, что он не с нами. Что бы он там ни рассказывал, я не думаю, чтобы он мог внятно объяснить, зачем на фоне этой чумы, которая происходит в стране, живя там, в благополучной ситуации, упразднять театр-символ, затевать всю эту дележку на чистых и нечистых, на каинов и авелей, одни из которых должны иметь работу за счет других. В чем виноваты артисты? И не просто артисты, а именно эти, столь много и для него лично сделавшие: они таскались по начальству, защищали, не спали ночами, противостояли, когда надо было. Они делали многое, не получая ничего. В этом театре вообще никогда не работали за деньги. Работала любовь, работала команда. Они не ждали за это даже нравственной платы. И вот теперь, когда им по пятьдесят лет, он решил, что им надо умирать. Умирать раздельно.

Когда умирает «Таганка», что-то умирает вообще. И ты оглядываешься с удивлением, вдруг обнаруживая: где громко, где тихо, но ушли практически все духовные символы нашего прошлого. Скандалы и распады затронули самые звучные театры – от МХАТа до Большого. Писательская совесть нации загрязнена плевками и следами каблуков, которыми награждали друг друга былые «инженеры человеческих душ». Трудноопределимый, но явный кризис затронул интеллигентские газеты: вроде бы ничто не изменилось, а не читают их!

И кажется, все это больше, чем просто отмирающие символы отмирающей эпохи. За ними стоит смерть советской интеллигенции. Именно советской – той самой, что должна была сменить и сменила прежнюю, русскую».

Тем временем ситуация в Театре на Таганке дошла до точки кипения. 25 январяЛюбимов приказал работникам театра не пускать в театр Губенко для игры в спектакле «Владимир Высоцкий». Губенко, зная об этом, привел с собой к театру журналистов, после чего любимовский демарш уже на следующий же день стал достоянием широкой общественности. После этого скандала одиннадцать актеров театра (в том числе и Леонид Филатов) написали в Моссовет на имя Николая Гончара письмо, в котором выступали против того, чтобы Любимов и мэр Москвы Гавриил Попов заключили сделку о приватизации театра. Они писали о том, что выбирают своим руководителем Николая Губенко, и обвиняли Любимова в нечестной игре. «Мы не хотим перечислять все обиды, сердечные боли и унижения, выпавшие на нашу долю после того, как помешали Юрию Петровичу Любимову и Гавриилу Харитоновичу Попову заключить контракт за спиной коллектива и при негласной поддержке целого ряда высокопоставленных чиновников (И. Б. Бугаев, Г. Попов, вице-премьер А. Шохин и другие), который давал бы Ю. П. Любимову право на приватизацию здания Театра на Таганке совместно с его зарубежными партнерами…»

В ответ на это письмо президиум Московского городского Совета народных депутатов принял решение «О Театре на Таганке», в котором говорилось: «…принять необходимые решения по выделению театра и разделению имущества Театра на Таганке между двумя театрами».

Поскольку Филатов в этом конфликте принял сторону Губенко, в февралеон отказался играть и во «Владимире Высоцком», и в «Пире во время чумы». Узнав об этом, Любимов обрушил по адресу актера такую брань, какую от него давно никто не слышал. А Валерий Золотухин записал в своем дневнике следующие строки: «Филатов, конечно, номера отмачивает запредельные, я не ожидал от него такой подлости… Нет, так нельзя. Тебе Театр на Таганке судьбу подарил, квартиру, славу… да дело даже не в этом. Это профессиональная честь, это как же так – предать собственные подмостки. Сцена отомстит, профессия такого предательства не прощает! Как же так – плюнуть в „Таганку“, плюнуть в труппу, в коллег, в Любимова. Можно ругаться, но сцена, театр, зритель твой… Нет, Леня, ты не прав…»

Игнорируя «Таганку», Филатов в том же феврале благополучно сыграл премьеру «Игроков-XXI» на сцене МХАТа. Причем премьера выглядела весьма неординарно. С 20 по 24 февраляучастники спектакля сыграли пять генеральных репетиций для всех желающих, причем бесплатно. На эти репетиции пришло столько народу, что зал каждый раз был забит до отказа. 25 февраля 1992 годабыла сыграна полноценная премьера: с продажей билетов, многочисленными откликами в прессе. Кстати, последние были сплошь ругательные и ясно указывали на то, что, в отличие от простого зрителя, официальная критика этот эксперимент («Игроки-XXI» стали первым антрепризным спектаклем в новой России) приняла в штыки.

Не менее жестко отозвался об этом спектакле и Валерий Золотухин (он посмотрел его в конце того же февраля): «Это вопиющая пошлость. Мне кажется, что актерам (Филатову) стыдно эту дребедень играть. Неужели деньги?..»

Спектакль «Игроки-XXI» шли чуть больше недели, когда его актерский состав постигло несчастье: 4 мартав лондонской клинике скончался один из главных участников спектакля Евгений Евстигнеев. В Лондон он отправился, чтобы сделать операцию на сердце, но, перед тем как лечь на операционный стол, так переволновался, что у него случился сердечный приступ. И светила западной врачебной науки не смогли его спасти.