Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика

Вечером следующего дня в разговоре наедине Герек сказал мне по секрету:

– Брежнев говорил со мной о своем преемнике. Хотя Брежнев еще достаточно здоров, но он уже начинает подыскивать себе замену, что совершенно естественно. Думаю, вам полезно будет знать, кого он наметил. Речь идет о Григории Романове, в настоящее время он возглавляет ленинградскую партийную организацию. Он еще молод, но Брежнев считает, что Романов успеет набраться опыта и что он самый способный человек.

Эта информация воскресила в моей душе одно воспоминание – мой визит в Москву в июле 1973 года, когда я в качестве министра финансов в последний раз возглавлял французскую делегацию на встрече Большой советско-французской комиссии. Глава советской делегации Кириллин организовал в нашу честь традиционный завтрак, на который был приглашен ряд высоких советских руководителей. Один из них поразил меня своим отличием от остальных, какой-то непринужденностью, явной остротой ума. Он выделялся на общем сером фоне. Я спросил, кто это такой, и, вернувшись в посольство, записал: Григорий Романов. Затем попросил нашего посла навести о нем справки. Мне составили краткое жизнеописание Романова, причем было отмечено, что он входит в число наиболее перспективных деятелей партии…»

Как покажет уже скорое будущее, Романову так и не суждено будет встать во главе страны – его попросту оклевещут, поступив с ним так же, как совсем недавно с Аркадием Райкиным. В народ будет пущен слух, что он морально нечистоплотен: якобы устроил свадьбу дочери в Эрмитаже и пьяные гости побили там раритетную посуду (в этой сплетне со всей очевидностью проявилась человеческая сущность как самих сплетников, так и тех, кто в нее поверил, – их мещанская мораль. – Ф. Р .). На самом деле свадьба гулялась на госдаче Романова, и никаких раритетов из Эрмитажа там и в помине не было. Однако дело было сделано: реноме выдвиженца было подорвано. Да и самому Брежневу люди из ближайшего окружения нашептали на ухо, что уходить ему рано – можно еще поработать (повторимся: за спиной нездорового генсека можно было легче обтяпывать свои дела). Так дряхлеющий Брежнев останется у руля страны, чем сослужит ей плохую службу: глядя на генсека-развалину, народ окончательно разуверится в уме и здравии всей КПСС.

Если бы Романов пришел к власти во второй половине 70-х, развитие страны могло пойти бы совсем по иному сценарию. Этот энергичный державник («наиболее перспективный деятель партии», по д’Эстену), прекрасно знающий цену либералам-западникам, мог перевесить чашу весов в державную сторону и взять процесс капитализации в «ежовые рукавицы» (то, что сделал в Китае Дэн Сяопин). Ведь на дворе был 1976 год, и времени у страны было еще достаточно, чтобы попытаться вытянуть ее из того болота, куда она скатывалась. Короче, если бы разрядку в СССР «оседлали» продержавные силы, советская история (а также, кстати, и мировая) могла пойти совершенно по иному пути. Можно было бы сохранить «дерево жизни», о котором говорил в своем спектакле Райкин. Никакой горбачевской перестройки бы не понадобилось – реформы начались бы раньше, и номенклатуру повел бы к ним не генсек-предатель.

Кто-то спросит: какой в таком случае оказалась бы судьба самого Райкина, если Романов был его давним недоброжелателем? Вполне вероятно, что не слишком благополучной. Хотя возможен был и другой вариант – более предпочтительный для сатирика. Ведь, как это часто бывает, место меняет человека: все-таки одно дело руководить большим городом, и совсем иное – огромной страной. Поэтому, окажись Романов в кресле генсека, ему пришлось бы выбирать между разными либералами: прогрессистами и консерваторами. Райкин относился к последним, поэтому у него было больше шансов ужиться с романовской властью.

Увы, но Романов к власти допущен так и не был, поскольку вороватая часть номенклатуры прекрасно поняла, какая участь ее ожидает при таком генсеке. Ведь у себя в Ленинграде Романов прослыл жестким руководителем, от одного окрика которого все подчиненные приходили в трепет. Как будет вспоминать работница Ленинградского обкома Юлия Демченко: «Конечно, Григорий Васильевич был строгим, придирчивым, иногда просто грубым, но разносы устраивал за дело. Он был настоящий лидер, хозяин – когда по Смольному шел, все вокруг замирало…»

В итоге вороватая номенклатура оставила у руля удобного ей полудряхлого Брежнева, который промотает время аж до 1982-го. Каждый год генсек будет устраивать показательные «праздники», которые станут вызывать у населения прогрессирующую аллергию. Взять хотя бы декабрь того же 1976-го, когда генсеку стукнуло 70 лет. Такой вакханалии награждений, какая случилась тогда, Советский Союз не знал ни до этого, ни после. В те дни буквально все средства массовой информации лезли вон из кожи, чтобы отразить на своих страницах эту дату: например, в далеком от политики журнале «Наука и жизнь» генсеку была посвящена публикация аж на 18 (!) страницах под названием «Пламенный борец за мир, за коммунизм». Не отстают от своих коллег и кинематографисты: в кинотеатрах Москвы в те дни шло 14 (!) документальных фильмов про Брежнева, среди них: «Борцу за мир, за идеалы коммунизма», «За выдающийся вклад в дело мира», «На переднем крае мира», «Родина славит героя» и др.

Кстати, сам Райкин тоже принял участие в этих торжествах. Вот как об этом вспоминает Р. Ткачев (главный администратор райкинского Театра миниатюр с лета 1966 года):

«В день 70-летия Брежнева (19 декабря 1976 года. – Ф. Р .) мы работали в Московском театре эстрады. Предполагая, что Аркадий Исаакович будет приглашен на правительственный концерт, я спланировал спектакль на дневное время и назначил начало на 13 часов. За два или три дня до юбилейной даты выяснилось, что, в отличие от прошлых лет, торжество в Кремле начнется в 16 часов. Все билеты к этому времени были уже распроданы, и мы решили спектакль не отменять, а сократить на 10–15 минут (обычно он шел не менее 3 часов). К антракту из Министерства культуры СССР приехал заместитель начальника Управления музыкальных учреждений Коновалов, чтобы лично сопровождать Аркадия Исааковича в Кремль. Антракт немного сократили, и Аркадий Исаакович решил, что в финале спектакля он вместо обычных трех монологов прочтет только один: оставшегося времени хватит, чтобы успеть в Кремль, благо от Театра эстрады до Кремля не более пяти минут езды. Кончилась последняя миниатюра, и Райкин вышел на сцену с заключительными монологами. Прочитал первый. Как всегда, бурные аплодисменты. Он начинает второй. На часах – без пятнадцати три. Несчастный Коновалов побледнел, а Аркадий Исаакович приступил к чтению третьего. Когда занавес закрылся, он с виноватой улыбкой сказал, что не мог обидеть зрителей…»