Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика

12 июня. С Райкиным подписали договор на съемки за четыре с половиной (тысячи рублей. – Ф. Р .). Со мной и Ромой подписан договор на сценарий за тысячу двести на двоих. Работаю я один…

Однажды я застал Райкина за обедом. Он сидел, не притрагиваясь к еде, обескураженный и расстроенный. Только что закончилась репетиция важного концерта в Кремлевском Дворце съездов. «Я прочел комиссии «Бабушку», помните, где она просит починить телевизор… Все слова уходили, как в песок, ни одного смешка, ни одного хлопка. А у публики это имеет огромный отклик. Тут же мне сказали, что я свободен. Ничего не понимаю…»

Но он понимал. Он не хотел читать веселый пустячок на таком ответственном концерте, хотел выступить с гражданственным номером, но в те годы «этот номер не прошел» в буквальном смысле слова…

19–22 февраля 1967 года. Снимал в Ленинграде Райкина. Снимали всякие игровые вещи – специально. Днем или ночью после спектакля. Работоспособность у него поразительная. Память тоже – все свои монологи, даже игранные давно, он помнит наизусть – только пхни его. Артист он удивительный…»

Оторвемся на время от этого дневника и заглянем в другой – к писателю Льву Кассилю. Его отрывок связан с трагическим событием – гибелью космонавта Владимира Комарова, который 24 апреля 1967 года погиб при завершении испытательного полета на космическом корабле «Союз-1». Эта трагедия не была случайной. Перед стартом на борту «Союза» было выявлено несколько десятков неполадок, однако с самого «верха» требовали полет осуществить. А Генеральному конструктору Мишину не хватило смелости это требование оспорить. Был бы жив прежний Генеральный – Сергей Королев, то все было бы иначе – уж он-то умел заставлять прислушиваться к своему мнению даже самых верховных из верховных. Но Королева уже год как не было в живых – он скончался в больнице во время операции. В итоге Комаров отправился в смертельно опасный полет, из которого живым не вернулся. Читаем у Л. Кассиля:

«…В результате скручивания стропов…» Вот уж сколько дней, словно звенящая на пластинке игла, царапает меня это страшное сообщение. «Скручивание стропов». Аркадий Райкин в тот вечер вышел в положенный для начала спектакля час на авансцену перед занавесом и сказал переполненному, как всегда, залу: «Не могу я вас сегодня смешить, товарищи. Горе у нас с вами. Вот 30-го у меня выходной, приходите с сегодняшними билетами. И мы вам сыграем. А сейчас разойдитесь, товарищи!» И все тихо встали и направились к выходам…»

И вновь – дневник В. Катаняна:

« 4 августа. На банкете в честь Райкина в Германии какой-то военный, подняв бокал, сказал: «Дорогие немецко-фашистские друзья!..» Поднялся хохот, и он, смутившись, предложил выпить «За дорогого Исаака Андреевича Райкина!»…»

Отметим, что помимо Германии Райкин в том году посетил с гастролями еще одну страну социалистического блока – Болгарию. И там внезапно заделался… нудистом. Вот как вспоминал об этом актер того же театра В. Ляховицкий:

«Вместе с Райкиным мы пошли днем на пляж. Там взяли водный велосипед и поехали кататься. За разговорами уехали очень далеко в море, Райкин и говорит: «Слушай, давай позагораем без плавок!» Бросили мы наши плавки сзади на сиденье и опять об искусстве беседуем. И вдруг прямо над ухом слышим пароходный гудок. Смотрим: а рядом с нами идет прогулочный катер, и женщины с интересом нас разглядывают. Райкин говорит: «Иди за плавками!» А как за ними пойдешь? Пришлось мне чуть ли не по-пластунски ползти и делать бросок – под дружный смех дам. «Таким образом я еще никогда публику не смешил», – заметил потом Аркадий Исаакович».

Напомним, что Райкин относился к числу артистов, которые шутили не шутки, а мысли ради. Условно говоря, показать на сцене голую задницу ему в голову никогда не приходило, поскольку он уважал не только себя, но и зрителя. Его юмор предполагал наличие ума у публики, причем ума достаточно глубокого. Как верно заметил режиссер А. Белинский:

«Смешно или не смешно» никогда не является для Райкина основным. С годами… эта так называемая проблема смешного волновала его все меньше. Уникальное чувство юмора не покидает его никогда. Смешное рождается у Райкина интуитивно, но вот желание рассмешить, ради которого очень многие артисты идут на любые вкусовые компромиссы, не существует у Райкина ни сознательно, ни бессознательно…»

Увы, но в советской юмористике уже в 60-е годы начался процесс, когда остроумие стало отступать под натиском острословия. Нет, голые задницы на сцене тогда не демонстрировали (это наступит чуть позже – во времена горбачевской либерал-перестройки), однако процесс уже начал двигаться именно в том направлении. Что не могло не беспокоить такого Мастера, как Райкин. Вот как об этом вспоминают очевидцы – например, Ефим Ломберг:

«В 1967 году, во время очередной столичной гастроли Ленинградского театра миниатюр, мы увиделись с Райкиным снова – и опять за кулисами после представления. Это был спектакль «Избранное». И снова повторилась ситуация первой встречи. Сперва бесконечно усталый, физически изнуренный человек, который после получасового отдыха, кажется, готов бесконечно говорить за столиком буфета о своем спектакле, об искусстве, о тяжелых проблемах «легкого» жанра. В тот раз Райкин весьма резко критиковал советскую эстраду, где, как он дословно выразился, «процветает беспардонная халтура, пошлость и где благоденствуют случайные, далекие от художественности люди». (Напоминаю, на дворе – 1967 год: трудно даже представить себе, в каких выражениях он аттестовал бы сегодняшних своих, с позволения сказать, «наследников»). Имен этот при всем при том глубочайшей деликатности человек не называл, но они, правда, легко угадывались…»

Между тем после выпуска спектакля «Волшебники живут рядом» (1964) Райкин целых три года не ставил новых постановок, предпочитая играть старые или показывая спектакли под названием «Избранные миниатюры». Наконец во второй половине 1967 года (параллельно съемкам документального фильма) свет увидел новый спектакль сатирика под названием «Светофор».

Создавался он трудно. Например, долго не могли подобрать нужного режиссера. Сначала отпал Марк Розовский, затем Анатолий Эфрос. Наконец Райкин остановился на кандидатуре другого своего соплеменника – Р. Сусловича. Причем он репетировал с труппой, а Райкин свои номера ставил самостоятельно. Как вспоминал все тот же В. Катанян:

«Мы никак не могли поймать момент его (Райкина. – Ф. Р .) поисков, находок, рождения жеста или интонации… Все это придумывалось вне театра. Дома ли, в машине, на улице? Кто знает! Вдруг он приходил на репетицию и читал монолог, почти готовый. Когда он успел его сделать? Он не пробовал на репетиции читать то так, то эдак, а приходил наутро и читал по-иному, с новыми выдумками.