Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика

Возросший антисоветизм части еврейской интеллигенции был только на руку деятелям из державного лагеря. Они начали очередную атаку на евреев, рассчитывая вытеснить их из общественной и политической жизни, значительно сократив их представительство в высших сферах. Однако Брежнев, у которого жена была еврейкой (как и у главного идеолога партии Михаила Суслова), не собирался отдавать соплеменников своей жены на заклание. Будь на его месте, к примеру, Александр Шелепин, и советским евреям, судя по всему, пришлось бы столь же несладко, как евреям польским, которых в 1967–1968 годах попросту вынудили эмигрировать из страны. Однако Брежнев продолжил политику полета на двух крыльях – либеральном и державном. В итоге председателем такого влиятельного ведомства, как КГБ, он назначил в мае 1967 года еврея Юрия Андропова. А русского Александра Шелепина, который реально угрожал его власти, как мы помним, снял с секретарства в ЦК КПСС и отправил руководить профсоюзами.

В этом же контексте следует рассматривать и тот официальный пиар, который был устроен в конце 60-х Аркадию Райкину. Как мы помним, в 1967 году свет увидели сразу два документальных фильма о нем («Адрес: Театр» и «Аркадий Райкин»), в следующем году ему присвоили высокое звание народного артиста СССР, а в 1969 году свет увидела первая книга-биография артиста, принадлежащая перу его соплеменника – А. Бейлина. Вообще, следует заметить, что пиаром Райкина в основном занимались евреи, коих было много в среде кино– и театральных критиков. Например, в 50-е годы о творчестве героя нашего рассказа много писали Евгений Мин и Давид Золотницкий, в 60-е – Татьяна Тэсс (подруга жены сатирика Р. Ромы). Впрочем, и без всякого дополнительного пиара слава Райкина в среде рядовых советских граждан продолжала оставаться достаточно высокой. Вот лишь один пример из этого ряда, о котором нам поведает супруга поэта А. Вознесенского Зоя Богуславская:

«Канун Нового года конца 60-х. Райкин живет в Переделкино, в коттедже Дома творчества писателей. Нас познакомили недели две назад, сейчас, выпив чая в столовой, он ужасно спешит, вечером в театре концерт. В ту пору он сам был за рулем – водитель он был виртуозный. Запуская мотор, он видит меня, стоящую на обочине шоссе с огромной елкой в охапку, на моем лице – ужас от стремительно ускользающих переполненных такси. Ничего не поделаешь – канун Нового года. Дома, на Котельнической набережной, меня ждут муж и сын. А что, если не выбраться к Новому году?!

– Едемте, – предлагает Райкин.

– Во какая елка! – развожу я руками. – А у вас концерт. Спасибо.

– Садитесь немедленно!

Мы отъезжаем. Мороз лютый, скрипят шины, трещат стволы сосен. Подъезжая к Минскому шоссе, посреди леса, машина останавливается. Зажигание не включается, нет искры, будто не работало никогда. Кругом ни души, темно. Минут 25 проходит, прежде чем Райкину удается справиться с мотором. Наконец-то едем дальше. По дороге в Москву я засекаю время – до начала его концерта 15 минут. Положение становится угрожающим.

– Выбросьте меня здесь, – предлагаю я.

Райкин молчит, невозмутимо глядя на дорогу, даже не пытаясь прибавить скорости. Похоже, я переживаю за его концерт больше, чем он.

– Там же зрители, они уже по фойе ходят. Остановитесь, – прошу я.

Молчание.

– Опоздаете! – безнадежно говорю я, как опытный водитель с двухлетним стажем.

Но вот подъезжаем к Киевскому вокзалу.

– Не волнуйтесь, пересажу вас на такси, – заявляет Райкин. – Тут есть стоянка.

В новогоднюю ночь площадь перед Киевским вокзалом была заполнена десятками такси, но почему-то все они парковались на достойном расстоянии от стоянки. Уже потом я поняла, что все водители ждали прибытия южного поезда в надежде на длинные концы, хороший заработок от щедрот людей, приехавших на встречу Нового года или в связи с ним.

Подразумевается, что все эти машины уже заказаны. Райкин подруливает к первой с краю, выходит из машины и оглядывается. И тут, через минуту, начинает происходить нечто невероятное. Из машин выскакивают водители, каждый хочет протиснуться к Райкину, а когда толпа вокруг него становится столь плотной, что уже не протиснуться, остальные возвращаются в машины и начинают гудеть. В воздухе повисает оглушительный вой, как победные фанфары в честь выигранного сражения.

Райкину удается перекричать шум и, обращаясь к первому из водителей (который дергает его за рукав), он говорит: «Будьте любезны, доставьте, пожалуйста, мою даму. К сожалению, сам я не могу – опаздываю на концерт».

Никогда в жизни, ни до, ни после, я не имела такого количества предложений подвезти меня в любой конец света, как в тот вечер. Меня дружно упаковали вместе с елкой, и под несмолкаемый стон гудков я двинулась в одну сторону, Райкин – в другую. Десятиминутная дорога до Котельнической набережной была заполнена ответами все на те же вопросы водителя: что играет, где живет, что ест, кого любит? И под конец я рискую разочаровать таксиста: «Ничего этого я не знаю, я всего лишь случайная попутчица в этот предновогодний вечер, которую выручил всенародный кумир и подвез в Москву из Переделкино».

И все же водитель этой машины, несмотря на все мои уговоры, не взял с меня по счетчику.

– Это будет один из самых памятных моих вечеров, – сказал он. – Я смог хоть в чем-то оказаться полезным Райкину.

И моему счастью не было границ, вечернее приключение стало главной темой встречи того Нового года.

– Все было нормально? – спросил меня Аркадий Исаакович два дня спустя, вернувшись в Дом творчества.

– А у вас? Успели?

– На десять минут задержали начало, но я их честно отработал, – засмеялся Райкин…»

Между тем в самом начале 1969 года в Театр миниатюр был возвращен Роман Карцев, который, как мы помним, был уволен из театра в 67-м, накануне премьеры «Светофора». По его собственным словам, возвращение произошло при следующих обстоятельствах:

«Когда я по приглашению Анатолия Кролла, известного джазового музыканта, направился в Тулу работать в оркестре, не выдержал – заехал в Москву и пришел на спектакль Райкина. И все громко, чтобы он слышал:

– Кто к нам пришел! Кого мы видим! Аркадий Исаакович, смотрите, кто пришел! Угадайте! – и втолкнули меня в грим-уборную, где сидел Райкин.

Состоялся такой диалог:

– Здравствуйте, Аркадий Исаакович, как здоровье?

– Ничего (гримируясь). Как дела?

– Да так себе. Я тут…

– Ну ладно, мы еще увидимся? Ты на спектакле?

– Да, конечно!

Райкин замолчал.

Спектакль прошел, как всегда, успешно. Да и вообще это был Райкин более современный, все монологи – «Дефицит», «Федя-пропагандист», «Изобретатель» и «В Греческом зале» (миниатюра родилась в 1968 году. – Ф. Р .) – стали классикой.