Федор Раззаков - Другой Аркадий Райкин. Темная сторона биографии знаменитого сатирика

Пока Зорин корпел над сюжетом будущей комедии, Райкин со своим Театром миниатюр продолжал навлекать на себя громы и молнии начальственных особ в связи со спектаклем «Плюс – минус». В октябре 1970 года гром грянул в Москве. И в этом скандале сошлись воедино сразу несколько причин, о ряде которых мы уже говорили выше: желание вороватой номенклатуры осадить сатирика, интриги «русской партии», но также и действия столичных чиновников, которые вовсе не горели желанием, чтобы Райкин переезжал на постоянное жительство в столицу. Ведь одно дело, когда великий сатирик приезжал сюда жить на время гастролей (то есть на несколько месяцев в году), и совсем иное дело – насовсем, да еще и с перспективой открытия здесь нового театра. Для тех чиновников, кто в начале 70-х вновь стал поднимать вопрос о засилии евреев в культуре, подобный вариант был неприемлем.

Первые представления райкинцев прошли в Театре эстрады 3–4 октября при полных аншлагах. На одном из них в числе зрителей оказался и секретарь Волгоградского обкома партии. Возмущенный услышанным и увиденным, он, согласно легенде, написал в ЦК КПСС докладную. На следующее представление в театр явилась высокая комиссия со Старой площади. Как вспоминал сам Райкин:

«Костюмы одинаковые, блокноты одинаковые, глаза одинаковые, лица непроницаемые… Все пишут, пишут… Какая тут, к черту, сатира? Какой юмор?..»

Спустя неделю Райкина вызвали на Старую площадь, где глава Отдела культуры ЦК КПСС Василий Шауро так стал отчитывать артиста, что у того случился… инфаркт. Прямо из кабинета большого начальника сатирика отправили в «кремлевку» – Центральную клиническую больницу. Вот как об этом чуть позже будет вспоминать сам артист:

«Прямо из кабинета на Старой площади меня увезли в больницу с тяжелым инфарктом. Приехала «Скорая помощь», уложили на носилки – никто не шелохнулся, не извинился. Только внизу гардеробщица, увидев носилки, сказала доброе слово.

Уже лежа в Кунцевской больнице, я получил письмо от главного редактора газеты «Правда» М. В. Зимянина. Он писал, что все образуется. Не обращайте внимания на эти обвинения, «держите хвост морковкой». Надо заметить, что с Зимяниным мы познакомились во время гастролей нашего театра в Чехословакии, где он был тогда послом. Получив его дружеское письмо, я воспрял духом. В тот момент оно меня очень поддержало…»

Заметим, что Шауро и Зимянин выходцы из белорусской партийной номенклатуры. Но как разительно отличались по своим идеологическим позициям. Если Шауро слыл державником, симпатизантом «русской партии» в верхах, то Зимянин был либералом, что наглядно подтвердила и его «чехословацкая эпопея»: когда он был послом в ЧССР (1960–1965), то симпатизировал тамошним реформаторам и даже предлагал советским руководителям взять некоторые из их начинаний на вооружение. За что, собственно, и был отозван Брежневым в Москву почти сразу после его воцарения на генсековском престоле. Правда, отзыв не привел к окончательной отставке – Зимянину доверили руководить главной газетой страны. Но и на этом посту он не изменил своим либеральным воззрениям. Кстати, и дочку свою, Наталью, Зимянин выдал за актера Александра Филиппенко, который приобрел известность как актер и режиссер (1964–1969) труппы эмгэушного театра «Наш дом» – как мы помним, сосредоточия либералов-евреев. Так что письмо Зимянина Райкину не было случайностью.

Поскольку после визита на Старую площадь сатирик отправился прямиком в «кремлевку», следующие показы «Плюса – минуса», назначенные на 16–18 октября 1970 года, были отменены. Поэтому свое 59-летие Райкин встретил с невеселыми думами. А тут еще ему сообщили, что Москва и Ленинград для гастролей его коллектива временно закрыты. Местом для концертов определили столицу Карельской АССР город Петрозаводск. Правда, самому Райкину врачи выходить на сцену временно запретили – из-за перенесенного инфаркта.

Тогда же в общество был запущен и слух о «гробовых» бриллиантах Райкина. Утверждалось, что артист якобы был пойман с поличным на таможне, когда пытался вывезти фамильные бриллианты в Израиль, причем спрятал их… в гроб, где покоилась его умершая пять лет назад мать (артист якобы хотел ее перезахоронить, перевезя с Преображенского кладбища в Ленинграде на кладбище в Тель-Авиве).

Слух этот хоть и был сделан топорно, но лег на благодатную почву, поскольку, как уже отмечалось выше, разговоры о якобы фамильных бриллиантах семейства Райкиных давно будоражили умы рядовых советских граждан. Поэтому многие поверили истории с задержанием артиста на таможне с гробом его матери, набитом бриллиантами. Таким образом, реноме сатирика, за которым в народе закрепилось звание правдолюбца, было серьезно подорвано. Сам актер позднее так вспоминал об этом:

«Впервые я узнал об этой сплетне от своего родственника. Он позвонил мне в Ленинград и с возмущением рассказал, что был на лекции о международном положении на одном из крупных московских предприятий. Докладчика – лектора из райкома партии – кто-то спросил: «А правда ли, что Райкин переправил в Израиль драгоценности, вложенные в гроб с трупом матери?» И лектор, многозначительно помолчав, ответил: «К сожалению, правда».

Жена тут же позвонила в райком партии, узнала фамилию лектора и потребовала, чтобы тот публично извинился перед аудиторией за злостную дезинформацию, в противном случае она от моего имени будет жаловаться в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС – председателем его тогда был Арвид Янович Пельше (с 1966 года. – Ф. Р .). Ее требование обещали выполнить и через несколько дней сообщили по телефону, что лектор был снова на этом предприятии и извинился по радиотрансляции. Якобы этот лектор отстранен от работы…

Но слух этот был очень живуч. Как-то я в очередной раз слег в больницу. Театр уехал без меня на гастроли. И вот удивительно, всюду, куда бы наши артисты ни приезжали, к ним обращались с одним и тем же вопросом:

– Ну, что же шеф-то ваш так оплошал? Отправил в Израиль…

Словом, всюду – в Москве, Ворошиловграде – одна и та же версия. Считали, что я не участвую в гастролях отнюдь не из-за болезни. Что чуть ли не в тюрьме…

Выйдя из больницы, я пошел в ЦК, к В. Ф. Шауро.

– Давайте сыграем в открытую, – предложил я. – Вы будете говорить все, что знаете обо мне, а я о вас. Мы оба занимаемся пропагандой, но не знаю, у кого это лучше получается. Вы упорно не замечаете и не хотите замечать то, что видят все. Как растет бюрократический аппарат, как берут взятки, расцветает коррупция… Я взял на себя смелость говорить об этом. В ответ звучат выстрелы. Откуда пошла сплетня? Почему она получила такое распространение, что звучит даже на партийных собраниях?